Дитя короля

Билык Диана

Маруньи выстроились в полукруг, венчая гору большой короной. Внизу, на пятачке песка, возвышается деревянная беседка с белоснежными шторками. Их нежно треплет ветер, будто крылья мотылька, я даже вздрогнул от воспоминаний о нашей ночи единения, когда зачали ребенка. Четыре факела воткнуты по углам, и живое пламя отбрасывает тень и шевелится на камнях, будто там развесились мраки из Темного Измерения.

— Я должен устраивать тебе романтику, Дара, — сокрушаюсь и мягко целую ее в висок, вдыхаю запах волос и сладкой кожи.

— Ты

очень занят, — она тянет меня дальше, ближе к беседке. — Смотри, как здесь красиво. У меня не было всего этого при жизни, ты тоже ждал меня много лет. Позволь немного тебе помочь?

Я обнимаю ее, тяну на себя и, утыкаясь носом в волосы, шепчу:

— Прости меня, что не даю всего этого. Должен ведь, иначе ты… — не договариваю. Дара и так все понимает.

— Не думай об этом. Эмилиан, сегодня будет особенная ночь, — она хитро щурится и прикусывает губу, — тянется к кителю и ловко расстегивает пуговицы. — Тебе придется постараться.

— Дара, нам через три дня отплывать на свадьбу, ты помнишь?

— К эльфам, конечно, я с тобой, куда угодно.

Меня настораживает ее покладистость уже который день, но я умалчиваю, делаю вид, что все хорошо, но внутри что-то беспокоит, грызет, будто термит, что пробрался в добротный дом. Неужели магия в ней так сильна, что оттеснила все настоящее?

Если не уменьшить потоки магии, Дарайна никогда меня не полюбит. Сейчас в ней говорит лишь желание — ничего больше. Стигма сильно въелась в нашу плоть, крепко связала, я сам каждую минуту думаю о ее ласках и горячей глубине. Если бы не государственные дела, мы бы из постели не вылезали. Метке нужен ребенок, она не видит, что он зачат до закрепления связи. Все это нарушает процесс, делает нас пленниками желания, но и уничтожает мой шанс стать для невесты любимым.

Она просто разочаруется, стоит магии рассеяться.

Стоит раскрыть глаза, она снова будет видеть не меня, а Мариана.

— Что случилось, Эмилиан? — Дара встает на цыпочки и целует меня в губы. — Ты так застыл. Ты пугаешь меня.

— Я просто боюсь тебя потерять, — скидываю рубашку и даю девушке полную свободу. Он ее прикосновений мышцы каменеют, а жар устремляется к паху. — Что мне нужно сделать?

— Ласкай меня так, как никогда раньше. Но не доводи до пика подольше.

Я искренне удивляюсь:

— Зачем?

— Я хочу научиться летать, Эмилиан, а мой дракон просится на волю, только когда ты делаешь со мной невероятное, — она тянет меня за собой на широкое ложе и, встав передо мной на колени, развязывает завязки легкого платья. Тонкая ткань, струясь, ложится на постель. Под ладонями ее грудь упругая, соски сжимаются и щекочут кожу. Стискиваю сильнее, нападаю на губы, толкаю язык в жаркий рот и опускаю вторую ладонь ей между ног.

Дара немного расставляет бедра, подается вперед, требуя пальцами быть настойчивей, но я качаю головой.

— Не спеши, моя девочка… Сама же захотела «подольше».

Глава 42. Дара

Когда Эмилиан наклоняется, чтобы поцеловать меня, что-то неожиданно меняется. Маруньи опускаются на углы беседки и озаряют короля теплым светом, а я смотрю в его лицо и вижу забытый мною на несколько недель ужас.

Марьян!

Отползаю с отчаянным криком и выставляю ладонь перед собой. Искра дракона давит на грудь, стигма дрожит под ребрами и причиняет боль, а с пальцев срываются острые пики льда. Они с хрустом разрезают пространство и входят в щеку врага, как в масло.

— Дара! — ревет он зверем, хватаясь за лицо. — Ты что творишь?! — я отползаю еще дальше, пока не упираюсь в деревянное изголовье.

— Не подходи ко мне! — вскрикиваю пронзительно. — Ты мне жизнь искалечил, Марьян, не притрагивайся!

— Это я — Эмилиан, — мужчина говорит спокойное, будто пытается притупить мое внимание, опускается на колени, наклоняет голову, чтобы казаться ниже, тянет ко мне дрожащую ладонь, но она в крови.

Я снова кричу, срывая голос, а потом падаю в липкую черноту.

Выныриваю на свет, когда небо в окне покоев окрашивается алым, а лучи солнца рассекают сизое небо и прогоняют ночное светило за горизонт.

— Дара? — шепчет знакомый голос. — Ты как?

— Что случилось? — приснилось? Пытаюсь восстановить в голове вчерашний день, но память покрыта черным туманом. — У меня был такой сон реальный, мурашки по коже.

— Ты упала в обморок, — хозяин голоса пытается меня обнять. — Ты помнишь?

Повернувшись в постели, я смотрю в лицо мужчины, пытаюсь его узнать, но мне становится снова страшно, до панического ужаса и мушек перед глазами. Отталкиваюсь, чтобы избежать объятий, прячу лицо в ладонях. Я знаю, что этот человек важен для меня, но боюсь и задыхаюсь от паники.

— Что-то не так… Я не понимаю, — всхлипнув, сползаю с кровати и убегаю в купальню, где забиваюсь в угол. Меня колотит, холодный пот катится по спине, режет застывшими льдинками кожу, пальцы дубеют, а в груди будто лава кипит. Закрываю глаза и вижу Марьяна: его косую улыбку, шрам на брови, серо-голубой голодный взгляд.

— Дара, — и слышу его голос! Не хочу, это невыносимо, не хочу к нему снова.

— Уходи прочь! Прочь!

— Мрак тебя раздери на части, брат… — шепчет голос Марьяна.

Меня сдавливают сильные руки, заставляют подняться, почти ломают ребра. Я брыкаюсь, отталкиваюсь, пока обессиленно не падаю на широкую грудь. Вокруг нас летают иглы льда и беснуется пламя. Оно обжигает моего врага, выедает его плоть на лице, руках, груди.

— Прости меня, — говорит Марьян, и я застываю оглушенной птицей в клети его рук. Широкая ладонь опускается на лоб, короткий импульс впивается в виски, и я не могу руководить своим телом — будто парализованная избитая жертва.

Звуки исчезают, свет то вспыхивает, то гаснет над головой, пока не растекается на широком потолке сероватым молоком.