Дневник черной смерти
Шрифт:
«Так или иначе, она все равно умерла бы, – говорил он себе. – Но прежде могла бы заразить чумой других пассажиров и привезти ее в самое сердце Лондона. Я сделал только то, что надо. Это хорошо, что я…»
Он не смог закончить мысль. Теперь Эмили Купер присоединится к сонму других покойников, преследующих его во сне: юному солдату Мэттьюзу, старому вояке Эрнандесу, кузнецу Карлосу Альдерону и невинной Адели де Троксвуд. Тягостная компания, и ему от них никуда не деться.
Пришла его очередь выгружаться; он пошел по сходням, с сумкой на плече. На полдороге к берегу он остановился, заметив на пристани сумку Эмили Купер с аккуратно сложенным и засунутым под ручку одеялом. Кто-то, по-видимому, снес ее туда, посчитав, что о ней забыли. Чувство вины вспыхнуло с новой силой, но он заставил себя продолжить путь и спустя несколько шагов снова ступил на английскую землю.
Сейчас ему не было нужды заглядывать в карту де Шальяка; чтобы покинуть Лондон, нужно было пройти мимо Тауэра, другого пути не существовало. Он вел коня через море нищих, цепляющихся за него темными от грязи руками и вымаливающих милостыню. Испытывая острую жалость к тем, с кем судьба обошлась столь жестоко, он тем не менее отталкивал их руки, чтобы никому не пришло в голову заподозрить в нем человека со средствами. Вырвавшись наконец на относительно открытое пространство, он почувствовал себя нечистым. Вымыл руки у насоса и напился; на память пришел старик в таверне, предостерегавший его, что евреи отравили воду.
Однако больше евреев в Лондоне не было – не считая его самого.
Алехандро оглянулся на корабль; из трюма выгружали груз. Свертки и корзины вытаскивали на палубу, связывали, с помощью ворота проносили над бортом и опускали на пирс.
В пыли, поднятой падающим на землю грузом, мелькали крошечные темные силуэты: крысы.
Ведя в поводу коня, Алехандро пошел по лондонским улицам, чувствуя себя словно в ужасном сне и инстинктивно стараясь держаться в тени.
Несколько раз мимо проходили королевские солдаты; в какой-то момент проскакал отряд лучников, и Алехандро поспешил убраться с их пути. Вроде бы страна не воюет, а так много военных…
«На горизонте свадьба, а мир так хрупок…»
Пройдя мимо Тауэра, Алехандро оглянулся на приземистое, непривлекательное с виду здание и мысленно прошелся по лабиринту его коридоров. Когда в 1348 году он впервые попал в Тауэр, немногим первым английским словам его обучил человек, плохо говоривший по-французски; в результате попытка Алехандро применить свои познания в английском языке в обеденном зале Тауэра выглядела по меньшей мере смехотворно.
Другое дело сейчас.
Златокудрая дева в замке старинном томится,Плачет, бьется о прутья решетки, как птица.Впервые в Англии он обратился к прохожему.
– Добрый сэр, не скажете ли, какое сегодня число?
Человек ответил, ничуть не насторожившись и даже не особо удивившись вопросу.
– Двадцать восьмое апреля, если не ошибаюсь.
Алехандро поблагодарил его, сбросил с себя колдовские чары Тауэра и повел коня дальше.
День клонился к вечеру, и усталость все сильнее одолевала его. Двадцать восьмое апреля. Можно позволить себе ночь отдыха, в котором он так сильно нуждался. Ему попалась маленькая таверна, из открытой двери тянуло аппетитными запахами. Алехандро привязал коня к столбу и вошел.
Хозяин, невысокий худощавый человек с копной седых волос, приветствовал посетителя взмахом руки. Алехандро снял шляпу и спросил по-английски:
– Есть у вас комната для усталого путника? Всего на одну ночь.
Хозяин кивнул и кликнул дочь. Она тут же появилась из кухни, вытирая руки о грязный коричневый фартук, который, как подумалось Алехандро, когда-то был белым.
Может, она стирает его в Темзе?
– Подготовь переднюю комнату, – сказал хозяин.
Девушка, такая же тощенькая, как ее отец, торопливо присела в реверансе и побежала выполнять приказание.
– Выпить желаете?
– Да. И овсяной каши, если можно.
– Есть прекрасная баранья нога, только вчера зажарили.
– Годится, – сказал Алехандро.
Он сидел, ожидая, пока принесут еду, и думая, как приятно будет снять сапоги, когда он окажется у себя в комнате. Ноги распухли, болели и явно нуждались в благотворном воздействии воздуха.
Вдалеке послышался топот приближающихся всадников. Хозяин выскочил из кухни и бросился к окну. Большой отряд солдат мчался мимо; грохот копыт оглушал, весь дом трясся. В шкафу зазвенели бокалы; хозяин прижал к дверцам ладони в надежде успокоить тряску. В конце концов отряд проскакал, и звяканье стихло.
Хозяин вытер пот со лба и отвернулся от окна.
– Ничего не разбилось на этот раз, слава богу, – нервно сказал он.
Алехандро представилась естественная возможность прояснить для себя то, что его беспокоило.
– Похоже, королевские солдаты повсюду. Я очень долго путешествовал. Пожалуйста, скажите: что, вот-вот начнется война?
– Никакой войны, – ответил хозяин, – но даже хуже – свадьба! Принцесса Изабелла выходит замуж, храни Господь ее жениха! В канун первого мая в Виндзоре будет маскарад, и, готовясь к нему, весь мир перевернули с ног на голову. – Он снова подошел к окну и выглянул наружу; быстрые, резкие движения выдавали его беспокойство. – По-моему, это уже чересчур.
Он снова ушел на кухню и вернулся с кувшином и тарелкой. Алехандро, чувствуя себя спокойно в первый раз со времени отъезда из Парижа, поел и выпил. Заплатил хозяину за ночлег и за постой коня, после чего хозяйская дочка повела его вверх по лестнице в маленькую комнату с окном на улицу. В углу стояла пустая кадка.
– Я хочу помыться, – сказал Алехандро и дал девушке еще одну монету.
Она с любопытством посмотрела на него, но сунула монету в карман, присела и побежала вниз греть воду.
Алехандро подтащил к окну маленькое кресло, сел и, дожидаясь, пока принесут воду, смотрел вниз, на улицу. В Лондоне, как и в Париже, кипела бурная жизнь – по-прежнему полно народу, хотя всего несколько лет назад чума унесла половину обитателей города. Алехандро видел множество детей; природа творила свои чудеса, заполняя пустоту, оставшуюся после ужасного бедствия.
Торговцы спешили по своим делам с корзинами и сумками; женщина тянула за руку маленького мальчика, по дороге браня его; проскакал одиночный солдат, держа вверх копье.