Дневник черной смерти
Шрифт:
Алекс ринулся к отцу.
– Папа? Папа!
Одна рука Тома чуть шевельнулась в сторону сына. Алекс схватил ее и крепко сжал. Лейни стояла над ними, торопливо расстегивая пряжку страховочного пояса Тома, которым тот по-прежнему был прикован к столбу.
– Я люблю тебя, сынок, – еле слышно прошептал Том.
– И я люблю тебя, папа.
– Скажи маме и Кристине, что я люблю и их тоже.
– Ты… ты… скажешь… им… сам!
– Да, – прошептал Том и закрыл глаза.
– Алекс, ты должен помочь мне, – сказала Лейни. – Нужно убрать столб. – Она протянула мальчику толстую ветку, которую только что отломила от клена. – Я буду с помощью другой ветки поднимать столб, а ты используешь свою, чтобы отталкивать его. – Она подсунула под столб ветку неподалеку от головы Тома. – Я поднимаю, ты толкаешь. Готов?
Он быстро закивал.
– Ладно. Не толкай, пока я не скажу. – Она крепко обхватила толстую ветку. – Ну, начали.
Лейни с такой силой давила на ветку, что на висках у нее выступили вены. Столб медленно поднимался.
– Давай!
Расставив ноги и твердо упираясь ими в землю, Алекс толкал изо всех сил. Столб слегка изменил положение, и Лейни смогла продвинуть свою ветку чуть дальше.
– Еще!
Выкладываясь полностью, он продолжал толкать столб. Наконец тот заскользил и упал на землю, пройдя всего в футе от головы Тома.
Однако он скатился таким образом, что одна нога Тома по-прежнему оставалась пришпилена к земле. Лейни пальцами принялась рыть землю под ней, чтобы прокопать ложбинку, по которой можно будет вытащить ногу.
– Ладно, – пыхтя, приговаривала она. – Сейчас остались только мы с тобой. Нужно позаботиться о твоем отце и о Джеймсе. Придется поднимать их вверх по склону, а твой отец не может идти, значит, мы должны сделать волокушу. Джеймс не может делать ничего, потому что у него сильно повреждена рука и он ослабел от большой потери крови. Значит, тебе придется помогать мне, чтобы помочь им.
Алекс смотрел на отца; тот так и лежал с закрытыми глазами.
– Он поправится? – дрожащим голосом спросил мальчик.
– Уверена, когда мы затащим его наверх, твоя мама сможет помочь ему.
Они нарезали веток, разложили их на земле в форме прямоугольника и крепко связали углы веревкой, которую Том использовал, опуская ячейки. Развернули одну из палаток таким образом, чтобы она покрывала весь прямоугольник, и надежно закрепили оттяжками.
– Теперь давай подтащим его, – сказала Лейни.
Как можно бережнее они перекатили Тома на самодельную волокушу и накрыли его одеялом. Используя оставшуюся часть веревки, привязали волокушу к задней луке седла, слегка приподняв, чтобы Тома не тащило по земле.
– Нам придется по очереди скакать на лошади, – предупредила Лейни. – Ей будет легче, если тяжесть окажется не только сзади, но и на спине. Я хочу убедиться, что мы все сделали правильно, поэтому поеду первой.
Лейни торопливо собрала оставшееся снаряжение, распихала его по седельным вьюкам, а то, что не вошло, положила на нижнюю часть волокуши.
– Джеймс?
– Ммм… – простонал он.
– Знаю, ты ослабел, но придется идти самому, хоть какое-то время.
Джеймс тяжело поднялся с бревна, на котором сидел; его слегка качало, но он сумел обрести равновесие.
– Ладно, вперед, – продолжала Лейни. – Нам придется двигаться как можно быстрее и все время вверх по склону.
Они углубились в лес. Проскакав футов пятьдесят, Лейни резко остановилась. Оглянувшись на палаточный лагерь, она соскочила с коня и побежала обратно, вспомнив, что забыла брезентовый мешок с блоками.
– Топор, – сказала она Алексу. – Он остался у столба. Иди возьми его, но будь осторожен.
Алекс вернулся и нашел топор. Мертвый орел, забытый за всеми этими хлопотами, лежал на земле на расстоянии всего нескольких футов.
Металлическая коробочка манила мальчика, словно песнь сирены. Все понятия уважительного отношения к живым существам, которые Том и Джейни старались привить ему, испарились в мгновение ока. Здесь, совсем рядом, лежала птица, из-за которой упал отец. Алекса обуревал гнев, которого он не понимал и не мог сдерживать; удар топора высвободил всю накопившуюся ярость.
Нога птицы отвалилась. Он наклонился и потянул металлическую коробочку. Она не поддавалась, и он потянул сильнее. Наконец она освободилась, при этом на запястье попало несколько капель уже начавшей сворачиваться птичьей крови; он вытер руку о штаны, поднял свой сомнительный трофей и сунул его в карман.
Как только у нее возникло чувство, что с волокушей все в порядке, Лейни слезла и усадила на лошадь Джеймса. Следующие три часа они тащились вверх по грязи и завалам из веток. Алекс в основном шел рядом с волокушей и разговаривал с Томом, хотя редко получал ответ; иногда он забегал вперед, отводя крупные ветки, которые, как ему казалось, могут хлестнуть отца. Однако за час до заката им оставалась еще почти миля до той возвышенной точки, откуда открывался вид на долину. Сидя в седле, Джеймс то и дело заваливался вперед; он явно чувствовал себя скверно. Том был в сознании, но испытывал такую сильную боль, что едва мог говорить. Лошадь, понукаемая Лейни, отважно продолжала путь, хотя с каждым шагом все медленнее.
Последние лучи солнца еще сверкали между деревьями, когда Лейни остановила лошадь и окликнула Алекса. Он тут же подбежал к ней.
– У нас не получается добраться до дома до заката, значит, ночь придется провести здесь. Помнится, недалеко впереди есть относительно ровное место; давай там и остановимся.
– А как же папа?
– Не знаю, – ответила она. – Факт тот, что двигаться дальше мы не можем. Это слишком опасно.
– Мама помогла бы ему.
– Да, когда мы вернемся, но передвигаться в темноте слишком рискованно. Если лошадь оступится, нам будет еще труднее добраться.