Дневникъ паломника
Шрифт:
— Этотъ актеръ очевидно ни аза не смыслитъ въ мошенничеств. Я готовъ отправиться къ нему и научить его. Я чувствую, что есть извстные оттнки, извстныя мелочи, въ которыхъ сказывается натура мошенника и которые превратили бы его деревяннаго Іуду въ живое лицо. Но его исполненіе было не убдительно и его Іуда возбуждалъ скоре смхъ, чмъ дрожь.
— Вс остальные, отъ Майера до осла, казались созданными для своихъ ролей, какъ ноты къ мелодіи великаго маэстро. Профессіональный актеръ сошелъ бы съ ума отъ зависти, глядя на нихъ.
— Да, это настоящіе актеры, — бормочетъ Б., — вс, вся деревня; и они живутъ счастливо въ своей долин, и не пытаются перерзать другъ друга. Это удивительно!
Въ эту минуту раздается рзкій стукъ въ дверь, которая отдляетъ нашу комнату отъ помщенія сосдокъ-дамъ. Мы вздрагиваемъ, блднемъ и смотримъ другъ на друга. Б. первый овладваетъ
— Что такое? что нужно?
— Вы еще въ постели? — раздается голосъ по ту сторону двери.
— Да, — отвчаетъ Б., — а что?
— О! намъ очень совстно безпокоить васъ, но не можете ли вы встать? Мы не можемъ сойти внизъ иначе, какъ черезъ вашу комнату. Тутъ только одна дверь. Мы ждемъ два часа, а нашъ поздъ уходитъ въ три.
О, Господи! Такъ вотъ почему бдныя старушки возились у двери и перепугали насъ на смерть.
— Сейчасъ мы встанемъ. Жаль, что вы не сказали раньше.
Пятница 30 или суббота 31. Не знаю наврно, что именно
Я думаю, что сегодня суббота. Б. увряетъ — пятница; но я положительно увренъ, что три раза бралъ утреннія ванны съ тхъ поръ, какъ мы оставили Оберъ-Аммергау, а мы ухали оттуда въ среду утромъ. Если сегодня пятница, то значитъ я взялъ дв утреннія ванны въ одинъ день. Во всякомъ случа завтра мы ршимъ этотъ вопросъ: увидимъ, будутъ ли открыты лавки.
Мы хали изъ Оберъ-Аммергау съ агентомъ по части туристовъ и онъ разсказывалъ мн о своихъ тревогахъ. Повидимому агентъ по части туристовъ такой же человкъ, какъ и вс, и иметъ такія же чувства, какъ мы. Мн и въ голову не приходило это раньше. Я сказалъ ему объ этомъ.
— Да, — отвчалъ онъ, — это никогда не приходитъ въ голову вамъ, туристамъ. Вы относитесь къ намъ, какъ будто мы Провидніе, или даже само правительство. Когда все идетъ ладно, вы спрашиваете, — какой отъ насъ прокъ? — съ презрніемъ, а если что ни такъ, предлагаете тотъ же вопросъ съ негодованіемъ. Я работаю шестнадцать часовъ въ сутки, чтобы доставить вамъ всяческія удобства, а вы хоть бы взглянули ласково. А случись позду опоздать, или хозяину гостинницы содрать лишнее, вы разносите меня. Если я смотрю за вами, вы называете меня несноснымъ; если же я предоставляю васъ самимъ себ, вы говорите, что я пренебрегаю своими обязанностями. Вы съдетесь сотнями въ жалкую деревушку въ род Оберъ-Аммергау, даже не предувдомивъ насъ о своемъ прізд, а потомъ грозитесь пропечатать нашего брата въ «Таймсъ» за то, что каждому изъ васъ не приготовлена квартира и обдъ.
— Вы требуете лучшую квартиру въ мстечк, а когда ее достанешь, чортъ знаетъ съ какими хлопотами, начинаете артачиться изъ-за цны. Вы вс напускаете на себя видъ переодтыхъ герцоговъ и герцогинь. Никто изъ васъ и слышать не хочетъ о вагонахъ второго класса, — даже не знаетъ объ ихъ существованіи. Вамъ подай отдльное купе перваго класса на каждаго. Омнибусъ вы видли только издали и всегда недоумвали, что это за штука. Предложить вамъ прохаться въ такомъ плебейскомъ экипаж, — да вы два дня не опомнитесь отъ подобнаго оскорбленія. Вамъ подавай коляску съ ливрейнымъ лакеемъ, чтобы везти васъ въ горы. Вы, вс безъ исключенія, должны занимать самыя дорогія мста въ театр. Мста въ восемь и шесть марокъ почти также хороши какъ мста въ десять марокъ, которыя имются лишь въ ограниченномъ количеств; но посадить васъ не на самое дорогое мсто, значило бы нанести вамъ кровное оскорбленіе. Еслибъ крестьяне были поумне, и содрали-бъ съ васъ десять марокъ за восьмимарочное мсто, вы бы остались довольны; но они слишкомъ просты для этого.
Надо сознаться, что люди, владющіе англійскимъ языкомъ, которыхъ мы встрчаемъ на континент, пренепріятный народъ. Услыхавъ на континент англійскій языкъ, вы почти наврняка услышите воркотню и брюжжанье.
Хуже всего женщины. Иностранцамъ приходится сталкиваться съ худшими образчиками женской породы, какіе только могутъ найтись у насъ, англосаксовъ. Путешественница англичанка или американка — груба, самоувренна и въ тоже время безпомощна и труслива до комизма. Она до крайности себялюбива и знать не хочетъ
Есть много женщинъ на этомъ свт, которыя во всхъ отношеніяхъ лучше ангеловъ. Он милы, граціозны, великодушны, ласковы, самоотвержены и добры, — несмотря на вс искушенія и испытанія, какихъ не вдаютъ ангелы. Но и такихъ не мало, которымъ модное платье и даже званіе леди не мшаютъ обладать вульгарной натурой. Лишенныя природнаго достоинства, он пытаются замнить его наглостью. Он принимаютъ крикливость за самообладаніе, а грубость за знакъ превосходства. Глупая надутость кажется имъ аристократическою «внушительностью». Подумаешь, он изучали «позы» на страницахъ моднаго журнала, кокетство — у горничныхъ плохого разбора, остроуміе — въ балаганныхъ фарсахъ, манеры — на толкучк. Навязчивое раболпіе передъ высшими, грубость и нахальство съ низшими — вотъ ихъ способъ удерживать за собой свое положеніе, — каково бы оно ни было въ обществ; а скотское равнодушіе къ нравамъ и чувствамъ всхъ остальныхъ существъ, — это, по ихъ мннію, знакъ высокородной крови.
Этого рода женщины всюду лзутъ впередъ; становятся передъ картиной, заслоняя ее ото всхъ остальныхъ, и выкрикиваютъ во всеуслышаніе свои глупыя мннія, которыя очевидно кажутся имъ удивительно острыми, сатирическими замчаніями; громко разговариваютъ въ театр, во время представленія являются въ половин перваго акта, и нашумвъ елико возможно, встаютъ и спсиво направляются къ выходу до окончанія пьесы; этого рода женщины на обдахъ и «вечерахъ», — самая дешевая и скучнйшая изъ скучныхъ общественныхъ функцій (знаете, какъ устроить фешенебельный «вечеръ», нтъ? Соберите пятьсотъ человкъ, изъ которыхъ дв трети не знаютъ, а остальные отъ души ненавидятъ другъ друга, — въ комнату, которая можетъ вмстить всего сорокъ душъ, заставьте ихъ смертельно надость другъ другу салонной философіей и пересудами о скандалахъ; затмъ дайте имъ по чашк слабаго чаю съ черствымъ сухаремъ, или, если это вечеръ съ ужиномъ, по бокалу шампанскаго, отъ котораго будетъ тошнить цлую недлю, и по бутерброду съ ветчиной, — и въ заключеніе выпроводите ихъ на улицу), только и длаютъ, что отпускаютъ насмшливыя замчанія о каждомъ, чье имя и адресъ имъ извстны; этого рода женщины занимаютъ на конк два мста (такъ какъ у себя на родин леди новой школы удивительно экономна и дловита) и, бросая негодующіе взоры на усталую модистку, скоре заставятъ бдную двушку простоять цлый часъ съ своимъ узломъ, чмъ уступятъ ей мсто; этого рода женщины сокрушаются въ газетахъ объ упадк рыцарства. Б., который смотрлъ черезъ мое плечо пока я писалъ эту рацею, замчаетъ, что я слишкомъ долго питался кислой капустой и блымъ виномъ; но я возражаю, что если что можетъ поравняться съ моей любовью и уваженіемъ во всмъ вообще представителямъ и представительницамъ обоихъ половъ, то разв только любовь въ церквямъ и картиннымъ галлереямъ.
Со времени нашего возвращенія въ Мюнхенъ мы до сыта наглядлись на церкви и картины.
Жители Мюнхена хвалятся, будто ихъ соборъ самый безобразный въ Европ; и судя по его вншности, я склоненъ думать, что эта похвальба иметъ основаніе.
Что касается картинъ и статуй, то он просто набили мн оскомину. Величайшій художественный критикъ врядъ ли питаетъ такое отвращеніе въ картинамъ и статуямъ, какое питаю въ нимъ я въ настоящую минуту. Мы проводили цлые дни въ галлереяхъ. Мы критиковали каждую картину, толкуя о ея «колорит», и о «формахъ», и о «мазкахъ», и «перспектив», и о «воздух». Посторонній человкъ, услыхавъ нашъ разговоръ, вообразилъ бы, что мы что-нибудь смыслимъ въ живописи. Минутъ десять мы стоимъ передъ картиной, всматриваясь въ нее. Потомъ обходимъ вокругъ полотна, отыскивая надлежащее освщеніе. Отступаемъ, наступаемъ на ноги постителямъ, стоящимъ позади насъ; находимъ наконецъ надлежащую «дистанцію», садимся, прикрываемъ глаза рукою на манеръ козырька, всматриваемся въ картину, обсуждаемъ ея достоинства и недостатки. Потомъ подходимъ въ ней вплотную и только что не обнюхиваемъ ее, разбирая детали.