Дневник. 1917–1923
Шрифт:
27 [ноября], понед[ельник]
Начал было одну неб[ольшую] работу, потом бросил и заменил началом другой: мечтающий или дремлющий молодой кадет; это подарок Мифу на Рождество. Хочу сделать ему что-ниб[удь] порядочное и по его вкусу. Работал очень недолго. Поехал к пригласившему меня Линтотту. Там в амбассад[орстве] видел портрет посланника Репина, скверный [372] . Показывала мне его сама Lady Georgina [373] . Lintott очень глуп и неинтересен, и все время fishes [for] compliments [374] . Показывал мне очень скверные портреты свои и не скверные, но банальные watercolor sketches [375] . Подарил мне чрезвычайно скверный рисунок деревьев – как раз я этого боялся и предчувствовал. Отдаривать такую дрянь не намерен, дрянью же отвечать на дрянь не хочу. Надеюсь, его больше не увижу, т[ем] б[олее] что он уедет через неделю совсем в Англию.
372
То есть портрет посла Британии в России Д. Бьюкенена кисти И.Е. Репина.
373
Бьюкенен Джорджина Мериел (1863–1922) –
374
Напрашивается на комплименты (англ.).
375
Наброски акварелью (англ.).
Домой пешком, заходил в гос[тиницу] «Медведь» – Stemman уехал – и записаться к Богданову-Березовскому [376] показать горло – мне не лучше. Обедал с Мифом, котор[ый] потом ушел в театр.
28 [ноября], вторник
Утром <…> [377] я его сделал. Когда он ушел, немного работал над «Дремлющим юношей».
Гулял по Морской до Невского. Посл[едние] дни [до начала работы] Учред[ительного] собрания, висят громадные знамена-плакаты над улицами. Очень мало народу.
376
Богданов-Березовский Михаил Валерьянович (1867–1921) – отоларинголог, профессор Военно-медицинской академии, Петербургского психоневрологического института.
377
Неск. слов неразб.
Вечером Замирайло [378] (для Dor'e), Яремич, неожиданно пришел Бенуа и привел нелюбимого мной Эрнста и для меня никчемного Аллегри [379] . Не люблю этой манеры. Я сейчас же пришел в скверное настроение от этого. Рассматривал книги. Шура расск[азал], м[ежду] пр[очим], об интер[есных] документах, найд[енных] в Зимн[ем] дворце, – письмах Никол[ая] Мих[айловича] [380] к Керенскому по поводу отречения вел[иких] князей. Он – сволочь и грубый хам [381] .
378
Замирайло Виктор Дмитриевич (1868–1939) – художник.
379
Аллегри Орест Карлович (1866–1954) – художник театра. Учился в Академии художеств в Санкт-Петербурге. Был декоратором при дирекции петербургских Императорских театров. Оформлял спектакли Александрийского, Мариинского и Эрмитажного театров. В 1921 г. выехал в Италию, затем перебрался во Францию. Работал для Русского балета С.П. Дягилева, исполнял декорации по эскизам Л.С. Бакста, А.Н. Бенуа и др. Работал также с И.Л. Рубинштейн и А.П. Павловой. РЗФ. Т. 1, С. 44РЗФ. Т.
380
Николай Михайлович, великий князь, историк (1859–1919).
381
Об обнаруженных в Зимнем дворце бумагах из архива А.Ф. Керенского Бенуа повествует в своем дневнике. Более всего его возмутила легкомысленность, с которой Николай Михайлович содействовал Керенскому в получении отречений от других великих князей, а также грубые выражения в бумагах самого Керенского (см. Бенуа 1916–1918. С. 534–535). Что касается вечера 28 ноября, художник записал о нем следующее: «Вечером у Сомова с Аллегри, Стипом и Эрнстом (последние два у нас обедали). Разглядывали прелестные книжки XVIII в[ека] (басни Ламотта с иллюстрациями Жилло и др[угие]). Превкусные куриные котлеты». (Там же. С. 551).
29 [ноября], среда
Работал до 2-х часов. Потом пошел к горл[овому] доктору. Он нашел обострение ларингита. Сказал, что у меня, вероятно, не было туберкулеза. Засадил на 3 дня дома на полное молчание, компрессы и ингаляцию.
Вечером поднимался к Анюте, говорил еще, потом дочитывал книгу Щеголева [382] «Дуэль и смерть Пушкина».
30 ноября, пятница [383]
382
Щеголев Павел Елисеевич (1877–1931) – историк литературы, пушкинист.
383
В рукописи ошибочно – четверг. Начиная с записи за этот день и по 9 декабря включительно в дневнике неверно указаны дни недели. Более того, в нем есть две записи от 8 декабря, причем описанные в них события существенно разнятся. Возможно, Сомов восстанавливал события начала декабря отчасти по памяти, отчасти по предварительным заметкам. Не в силах восстановить датировки, мы оставляем их для записей с 1 по 8 декабря в том виде, в каком они приведены в рукописи дневника.
Первый скучный день. Молчу в компрессе.
1, 2 декабря, п[ятница], субб[ота]
Дома, молчал. Сидел в маленькой натопленной комнате Отвечал своим на бумаге. Много читал. Делал акварель для Мифа «Золотой сон». В суб[боту] вечером приходил В.Л. Поляков, и с ним я переписывался. Брус просит нарисов[ать] его портрет к Рождеству. Я отказался, предложил к Пасхе.
3 [декабря], воскресенье
Стал немного говорить. Работал над акв[арелью]. Днем заезжал Асс с Поляковым – показывал картины и фарфор.
4 [декабря], понед[ельник]
Окончил акварель. Ходил к доктору: нашел улучшение значительное. [384] Когда я верну[лся] от доктора, ко мне приехал финн, брат Stemman’a, заплатить мне долг; я с ним гов[орил] по-немецки и – о ужас – так скверно, все время путая с англий[ским]. В 5 часов приехала Г.Л. Гиршман [385] с Катер[иной] Леоп[ольдовной]. Вечером чай у Анюты. Миф все время со мной страшно мил. Я ему предложил сделаться антикваром, ему мысль понравилась, и он купил у Сементов[ского] верхового Наполеона Попова [386] .
384
Далее вставка (одно предложение), расположенная в записи за этот день, после слов чай у Анюты.
385
Гиршман (урожд. Леон) Генриетта (наст. Евгения) Леопольдовна (1885–1970) – подруга Сомова; жена В.О. Гиршмана, сестра А.Л. Леона, П.Л. Леона, Б.Л. Кан, К.Л. Поляковой и Е.Л. Берлин. После отъезда в Париж держала вместе с мужем художественный магазин. После его разорения работала продавцом в книжном магазине, затем учителем в пансионе. В конце 1930-х – в США, секретарь дирижера и композитора С.А. Кусевицкого. Последние годы жизни провела во Франции. РЗФ Т. 1. С. 369–370. НМ. Т. 2. С. 106.
386
Фарфоровую статуэтку фабрики Попова.
Поздно вечером звонил Платер, я его позвал пить чай; принес показать сангину Hubert’a, потом смотрел мою коллекцию.
5 декабря
Забастовка дворников.
Не работал. Ходил гулять до Буша [387] и обратно. Обедал у Поляковых с Генр[иеттой], Ассом, Катер[иной] Леоп[ольдовной] и Пав[лом] Леоп[ольдовичем]. Гирш[ман] остался в Москве. Катер[ина] после обеда сидела рядом, головой на моем плече.
6 дек[абря], среда
387
Художественный магазин Манфреда Федоровича Буша находился по адресу: Невский проспект, 16 (угол Морской). Северюхин Д.Я. Старый художественный Петербург. Рынок и самоорганизация художников. От начала XVIII века до 1932 года. СПб.: Издательский дом «Мир», 2008. С. 177.
Поздно встал, занимался книгой «Le livre [de la Marquise]» [388] . Днем были у меня О.А. Химона [389] и Кан. Она, как всегда, лгала и хвасталась. Обед у Асса. Анюта тоже приглашена. Дикая роскошь за обедом. Пир! Но не весело. Асс послал за нами лошадь и отвез обратно.
7 дек[абря], четверг
Вечером надо было быть у Берлинов, на др[угой] день уезжавших в Швецию.
Пятница, 8 дек[абря]
388
«Книгой [маркизы]» (франц.).
389
Химона Ольга Алексеевна (урожд. Хитрово; 1885? – 1963) – жена художника Николая Петровича Химоны (1865–1929; НМ. Т. 6. Ч. 3. С. 61).
Вечер[ом] у меня Г[енриетта] Л[еопольдовна], Асс, Поляковы, Ж. Попова, Сережа и Анюта. Как всегда, нелепо, и мне скучно. Ксения резвилась и визжала у Меф[одия] в комнате, чем разозлила мужа.
8 [декабря], суббота [390]
Вечером в Ал[ександринском] театре: я, Анюта, Миф. «Богатые невесты» Остр[овского]. Нехорошая, но нескучная, сентимент[альная] и с наивной психологией пьеса. После театра Миф у меня в постели; мы оба сделали.
390
См. прим. к записи от 30 ноября 1917 г.
9 [декабря], воскр[есенье]
Утром я в постели Мифа его сд[елал] еще раз. Завтрак у Пархатки [391] , но без нее (она в постели). Потом я заходил к Валечке, не застал и пошел, куда он пошел – к Нуроку [392] ; Валечки уже не было. Поговорил с Нуроком о политике. Обед у Поляковых: Генр[иетта] и Поль.
10 [декабря], понед[ельник]
Был у доктора – еще лучше. Ходил за билетом в А[лексадринский] театр, но пьесу («Тарелкина» [393] ) отменили. Дома занимался книгой «Le livre [de la Marquise]» [394] . При Анюте, как она это просила, подарил Мифу акварель, от кот[орой] он пришел в неис[товый] восторг.
391
Прозвище Иды Исидоровны Леон (урожд. Ратнер;? – 1932), матери Г.Л. Гиршман, К.Л. Поляковой, Б.Л. Кан, Е.Л. Берлин и П.Л. Леона. После смерти мужа (около 1901 г.) приняла управление принадлежавшей ему фирмой, экспортировавшей зерно в страны балтийского региона. Эмигрировала, жила во Франции. НМ. Т. 4. С. 124.
392
Нурок Альфред Павлович (1860–1919) – музыкальный критик, член редакции журнала «Мир искусства». А.Н. Бенуа подробно рассказывает о нем в своих мемуарах, в частности: «При первом знакомстве Нурок показался мне прямо-таки жутким, даже несколько “инфернальным”, опасным. Тому способствовало его “фантастическое” лицо, с которого можно было написать портрет Мефистофеля. Манеры его были юркими, порывистыми и таинственными, говор его, как по-русски, так и по-французски, по-немецки и по-английски, при всей своей безупречной правильности, обладал определенно иностранным акцентом (на всех четырех языках) без того, чтобы можно было определить расовое или национальное происхождение этого акцента. Его воспаленные глаза глядели через острые стекла пенсне, а с уст не сходила сардоническая улыбка. К этому надо прибавить то, что Нурок старался всячески прослыть за крайне порочного человека, за какое-то перевоплощение маркиза де Сада. <…> Постепенно же я научился понимать всю сущность этого загадочного человека. Его можно было полюбить за одну его, тщательно им скрываемую, доброту, за его человечность, гуманность, а кроме того, и он исповедовал тот культ искренности, который лежал в основе всего моего художественного восприятия. Впрочем, вне музыки и литературы Нурок предстал перед нами в качестве полного профана и таким он и остался. Его просто не интересовали вопросы пластических художеств, а когда что-либо и заинтересовывало, то всегда под таким увлечением чувствовалась литературная подоплека. Все же именно ему мы обязаны знакомством с творчеством Обри Бердсли, который в течение пяти-шести лет был одним из наших “властителей дум” и который в сильной степени повлиял на искусство (и на все отношение к искусству) самого среди нас тонкого художника – Константина Сомова. Впрочем, и Бердсли пленил Нурока какой-то своей литературщиной. Типичному декаденту Нуроку нравился в английском художнике тот привкус тления, та одетая во всякие кружева и в мишуру порочная чувственность, что просвечивает в замысловатых, перегруженных украшениями графических фантазиях Бердсли. То же пленило в Бердсли Оскара Уайльда. Кстати сказать, Уайльд был рядом с маркизом де Сад, с Шодерло де Лакло и с Луве де Кувре одним из главных авторитетов Нурока. Откликом тех увлечений, которые в нас поощрял Нурок, было то, что Дягилев в своих посещениях Франции в 1897 г. и в 1898 г., совершавшихся со специальной целью ознакомиться с последними явлениями на Западе, счел долгом заехать в Дьепп к Уайльду, где, кроме него лично, он застал Бердсли и ближайшего друга последнего, молодого, необычайно изощренного художника Кондера. Последнего мы тоже в те годы очень ценили». Бенуа. Мои воспоминания. Т.1. С. 682–683.
393
Пьеса «Смерть Тарелкина» А.В. Сухово-Кобылина.
394
«Книгой [Маркизы]» (франц.).