До особого распоряжения
Шрифт:
арыками. Тогда у чайханщика появлялась печальная улыбка, он шумно вздыхал и без устали угощал
посетителя хорошим, крепким чаем.
– Еще?
– переспросил Махмуд-бек.
– Пока ничего. Потом.
Хозяин кивнул. Конечно, потом он выложит все новости, которые накопились за последнее время и,
наверное, очень интересуют Махмуд-бека.
Кто-то постучал крышкой чайника, подзывая хозяина к себе, требуя повторить заказ. И чайханщик
стремительно сорвался с места: посетителей надо уважать.
В короткие минуты хозяин подходил к Махмуд-беку, присаживался, брал пиалу, отпивал два-три глотка
и сообщал очередную новость. О многом Махмуд-бек уже знал.
О главном хозяин пока не говорил. А это главное должно быть. С Махмуд-беком уже искали встречи
чужие люди. Встреча должна быть «случайной». Никто не рискнет идти в частный дом к человеку,
находящемуся под надзором полиции.
Перед выходом из тюрьмы Махмуд-бек сказал вождю, что лучшим местом для такой встречи может
быть «Ферганская чайхана», куда он часто заходил и раньше. Махмуд-бек поглядывал на дверь, старюсь
в каждом новом посетителе узнать нужного человека. Чаще заходили эмигранты. Их легко отличить по
старым халатам, по дешевым заказам. Сладости, лепешку или горсть сухих фруктов они приносили с
собой, осторожно разворачивали и отводили глаза от чайханщика. Но он-то все понимал. И не осуждал
их за ту скудную трапезу, эту невероятную (до крошки!) бережливость. Его же пальцы тоже научились так
захватывать горсточку заварки, что ни одна чаинка не падала. Да и горсточки с каждым днем
становились все меньше.
Махмуд-бек пил чай медленно. Сделав два-три глотка, ставил пиалу и наслаждался этой мирной
обстановкой. В таких чайханах он бывал в начале тридцатых годов. Заколоченные балки, потертые
паласы, постоянно фыркающий самовар... Своеобразный, неповторимый уют, по которому тоскуют сотни
людей.
В тех чайханах стоял хохот над репликами аскиябазов - острословов, спорили о делах первых
колхозов, с уважением, притихнув, слушали рассказ первого тракториста...
А здесь люди вспоминают прошлое. И боятся думать о завтрашнем дне... Каким он будет?
Махмуд-бек смотрит на старого таджика, которого не знает даже по имени. Где-то видел это темное,
хмурое лицо. Или на чьих-то похоронах, или здесь, в чайхане. Старик только раз метнул недовольный
взгляд в сторону Махмуд-бека. Потом повернулся боком, уселся удобней. И конечно, больше не
посмотрит.
149
Во всех своих бедах старик, наверное, винит руководителей эмиграции, тех, кто затащил его на
чужбину и бросил на произвол судьбы. Старик отщипнул кусочек лепешки и стал медленно жевать.
Редкая бородка нервно вздрагивала.
И этого уже нищего человека хотят втянуть в новую беду, лишить свободы и даже редких, теперь
самых счастливых, минут. . А может, лишить и жизни.
Мужчина лет сорока пяти, не обращая ни на кого внимания, громко чавкает. Он принес кусок холодной
баранины и на виду всей чайханы наслаждается едой. Вот этот человек пойдет на все. Он умеет держать
нож в руках. И баранина ему нужна каждый день. Ему пообещают мясо и власть. Тогда он крепче сожмет
нож. Удары будут точными и сильными.
Хозяин в третий раз подносил чайник. Уже сменились посетители. Только теперь чайханщик,
задержавшись, сказал Махмуд-беку:
– О вас спрашивали.
– Кто?
– спокойно поинтересовался Махмуд-бек.
– Кому я еще нужен?
Хозяин не ответил на улыбку.
– Чужой... Говорил на фарси.
– Он часто сюда заходит?
– спросил Махмуд-бек.
– Да... Почти через день. Уже месяц.
– Он приходит один?
– В это же время появляются, - он пожал плечами, - или мне кажется, братья Асимовы... Вы их должны
знать.
– Вместе заходят?
– Нет. . То один, то другой.
Махмуд-бек не знал Асимовых. Но решил сейчас не расспрашивать чайханщика об этих людях. Ясно,
что они следят за чужим гостем.
– А та штука, - заговорщически подмигнув в сторону каморки, прошептал чайханщик, - там лежит.
Хорошо спрятана...
Только сейчас Махмуд-бек вспомнил о браунинге.
– Пусть лежит. .
– сказал он.
На другой день Шамсутдин пришел с полной информацией о братьях Асимовых.
– Шукур старше на два года. Смелый человек, бывал в драках, шрам на правом плече. Ранили ножом.
Говорят, на его совести две жизни.
Махмуд-бек вопросительно посмотрел на Шамсутдина: кто другой?
– Другого зовут Анваром. Тот страшнее.
– Почему?
– Неизвестно, что может выкинуть. Говорят, улыбался, а сам вдруг за горло схватил человека. Потом
отпустил, махнул рукой и ушел.
– Может, тот человек обидел его, Анвара?
– Говорят, не обидел. Впервые встретились. Просто не понравился. Хотел задушить и вдруг раздумал.
– Сумасшедший, что ли?
– Есть немножко. Так говорят.
– Странная пара...
– хмыкнул Махмуд-бек.
– Нам только их не хватало...
– вздохнул Шамсутдин.