Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— Поистине, не ведаете вы, о чём просите, — ответила нам княгиня, а у самой слёзы в глазах встали. — Прав старый Канч, не для вас, детей, этот путь.
— А что для нас? — спросила тогда я, и как язык посмел повернуться на дерзкий такой разговор с княгинею, не с простолюдинкою. — Сожжённый Светозарный? Разбитые дороги да чёрные горные озёра, где мы от патрулей прятались?
Ничего она не сказала на это, просто ушла от нас. И мы поняли, что и от неё понимания не дождёмся.
А тем же вечерем доктор сТруви пришёл к нам в неурочное время. Пришёл, у двери встал и рассматривал нас, и мы затаили дыхание от надежды: неужели.
— Допрыгались, паршивцы, — так сказал он нам недовольно. — Княгине пресветлой отказать я не могу…
Тут-то мы все завопили от того, что получилось всё, как задумали, а доктор сТруви заявил, что рано радуемся, от того, что по неразумности своей не понимаем, через что каждому из нас пройти придётся, а мы отвечали, что всё понимаем и на всё готовы…
Не понимали мы правда ничего на самом деле, потом поняли, очень всё хорошо поняли и даже больше, чем всё, но тогда только, когда уже ничего поправить оказалось нельзя…
В день инициации отчаянно трусила, что подгибались коленки. Из всех осталась последней, а ждать пришлось полных десять дней, а и лучше бы решилось в день первый, но не моя была воля. Как пришло к нам такое решение, казались себе героями, а когда до дела дошло, тут коленками и ослабели… Всем было страшно, но все боялись признаться. Канс сТруви сам выбирал, кого позвать, и возвращался на второй день за следующим, и так ушли с ним все, и не вернулись, и на последний вечер я осталась одна.
Страх возрастал во мне, разом вспомнились все жуткие небылицы о неумерших, что рассказывали старшие сёстры по вечерам, закрыв окна и погасив свет для пущего страху.
Доктор сТруви пришёл утром, и я совсем сомлела от страха, и он увидел это, спросил, не передумала я. Я ответила, что нет. И тогда он взял меня за руку и провёл на Грань. Жаркий туман колыхался между нами, и я увидела в нём девочку, очень похожую на меня, но тёмную и неподвижную. Она стояла поодаль неподвижно, не поднимала головы и казалась грустною или больной.
— Это твоя Тень, — объяснил Канч сТруви. — Она останется здесь. Уйдёт в глубокие слои междумирья, и будет ждать тебя там. Ты обретёшь её снова, когда умрёшь.
Я не поверила, как это я умру. Разве неумершие умирают? Он понял это. И объяснил:
— Мы уязвимы. По-другому, нежели живые, но уязвимы. И не бессмертны.
Я молчала. Тень молчала тоже, пропуская сквозь себя пряди тумана.
— Ещё можно вернуться обратно. Вернёшься?
— Нет, — отказалась я.
Он положил руки мне на плечи. Я не смогла долго смотреть ему в глаза, испугалась, отвела взгляд. И он спросил снова, не хочу ли я вернуться. Просил очень хорошо подумать и взвесить последнее слово, потому что дороги обратной после не будет, останется лишь уходить дальше по выбранному пути. Я подумала о ребятах. Они не вернулись ни один. И хороша я буду, если сама вернусь с полдороги, если предам их, ведь мы же вместе принимали решение, и клятву дали друг другу. Вот все они прошли испытание, а я не пройду?
И в третий раз я ответила 'нет', и доктор сТруви больше не спрашивал меня. Он выпил из меня жизнь, и я смотрела, как уходит моя Тень и как жаркий туман размывает её, растворяя в себе без остатка.
Но это было только начало.
Потом мы ушли в явь, к дому у побережья, а был у дома сад и отдельно устроенный прямо в земле погреб, и в погребе том была комната небольшая, и не было ничего в ней, кроме связанного крепко человека, прикрученного к стулу. Я пригляделась, и поняла, что он враг. Жёлтые волосы и белую кожу со Светозарного крепко запомнила. В глазах связанного стыл ужас, но кричать и даже мычать он не мог, рот был зашит магически, и в горле торчала магическая спица, я хорошо это видела и была благодарна за то доктору сТруви. Если бы пленник кричал во весь голос, как ему того хотелось, я бы не выдержала всего, что сталось с нами потом.
Канч сТруви спокойно объяснил мне, что должно делать, чтоыб инициировать метаморфоз. Обычно, говорил он, используется кровь животных, но идёт война и животных надо беречь для живых. После завершения метаморфоза острая необходимость в крови значительно снизится, и во многих случаях достаточно будет взаимодействий через раслин, говорил он. Но раслин я получу на сороковой день после инициации, и всё это время придётся обходиться пленными врагами, они хуже животных, но что есть, выбирать не из чего. Пленников всё равно казнят: повесят или сбросят в пропасть на камни, а если они помогут нам завешить трансформацию, тогда от них выйдет хоть какая-то польза. В первый раз всегда трудно, но надо. Надо собраться и сделать это, если я хочу продолжить начатое. Пленник слышал и понимал каждое слово. Глаза у него совсем вылезли из орбит, никогда не видела, что кто-то может так выпучить глаза. А я стояла и думала про то, как это я подойду к нему. Доктор сТруви терпеливо ждал. Он не подгонял меня, не торопил и больше не произнёс ничего сверх уже сказанного. Дело оставалось только за мной.
Я не могла набраться храбрости на первый шаг.
И тогда ожила во мне память. Как точно такой же желтоволосый вырвал из рук матери сестричку, нашу Жданку, которая болела долго и весь год мы ходили за ней, уговаривая жить, и выходили, и на третий год она начала вставать, а потом и бегать и какое это счастье было для всей нашей родни, для всех наших соседей, для целителей и врачей… А её отобрали у матери, залепили чем-то рот, чтобы не кричала, и унесли, держа за ножки, вниз головой, неизвестно куда унесли и неизвестно что над ней учинили. А мать убили, и меня убили, просто я потеряла сознание за мгновение до пули, и та прошла мимо, но я уже лежала без памяти, и посчитали меня мёртвой, а потом нашли меня Дахар и Ненаш, уцелевшие тоже чудом, что и я, и так мы вместе бродили по убитому городу, пока не встретили остальных. А и у остальных было то же самое с родными.
Третерумк явился к нам незваным. Явился убивать. Пусть не жалуется, когда с ним так же.
И я подошла, взяла пленника за волосы и запрокинула ему голову, и в нос ударил резкий запах, потому что желтоволосый обмочился от ужаса. Но я всё равно прокусила ему горло и стала глотать горячую кровь, а Канч сТруви держал меня, чтобы я не захлебнулась с непривычки, и объяснял, как правильно надо, чтобы потом не стошнило.
Меня не стошнило, хотя было плохо очень. Надо было терпеть, я терпела, об одном мечтая, лишь бы скорее это закончилось.
Потом я долго дремала в земле, как в пуховой перине, и солнце грело теплом сквозь мягкую почву, и было мне на удивление хорошо и спокойно, а потом пошёл ласковый слепой дождик, принося прохладное упокоение…
Потом были ещё пленники, всего числом пятеро, а с четверыми было так же противно, как и с первым, что бессмысленный страх на всех был одинаковым. С пятым сталось иначе.
Я начала хорошо различать запахи, намного лучше прежнего, а и кислый вкус страха издалека чуяла, ещё от самого сада. А в тот раз не было страха, только бешеная ярость, злоба и смертная тоска, что нас с доктором сТруви убить никак невозможно, а хочется очень. Этот убил бы, если бы мог. Он и посейчас не желал сдаваться, всё пытался разорвать путы, что бесполезно было, но он пытался. И смотрел, смотрел, смотрел на меня жёлтыми бешеными глазами. Печать безмолвия не крик бессмысленный сдерживала, но ругательства страшные, что послушать даже захотелось, они бы песней полились, с прежними трусливыми подлецами не сравнить.