Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
Со стороны Третьего мира. Мира, где словосочетание «солнечная зелень» было куда понятнее, чем «золотой луч солнца». Из дыры сочился по тёмному граниту скалы закатный свет, багровый, точно кровь.
Хpийз, как во сне, сделала шаг… Но она понимала, что видит не совсем сон. Что это — Грань. Истончившаяся Грань между двумя мирами, когда-то её, маленькую глупенькую дурочку, именно здесь протолкнул в прореху, спасая от жадности Рахсима, Олег. И вот она вернулась обратно…
Ещё шаг.
Под ноги попалось что-то. Не камень.
Хрийз нагнулась рассмотреть, и увидела прямоугольник смартфона.
Да. Когда-то, очень давно, у неё был смартфон. И если вспомнить, потеряла его где-то именно здесь после того, как осознала, что попала. Рука сама потянулась поднять…
— Не трогайте, — сухо посоветовал знакомый голос.
Хрийз замерла в наклоне, потом медленно выпрямилась, и увидела Темнейшего. Да, это был он! Невзрачный невысокий мужчина с лысиной и огромной аурой прошедшего инициацию Тьмой, одной из изначальных сил Высшей Триады. Его Тьма шевелилась, то обнимая своего проводника громадными чёрными крыльями, то почти стекая чернильным озером в ноги. Выглядело жутковато, и пахло грозой, но пришедший явился не со злом, и это тоже чувствовалось.
— К-как… — начала было Хрийз.
— Кому много дано, — печально улыбнулся мужчина, потом кивнул на дыру. — Место тут такое. Место Силы.
— Тьмы? — уточнила Хрийз.
— Можно сказать и так…
Он носком подтолкнул мёртвый смартфон к волнам и те принялись жадно лизать его:
— Не берите в руки мёртвое, Хрийзтема Браниславна. Мёртвое живому не подмога.
— Это мой… моё… — слова срывались, не складываясь фразу.
— Прошлое, — подсказал Темнейший. — Прошлое же — мертво у всех. Живому до жить в живом для живых. Вы — стихийный маг Жизни. Должны понять. Не понимаете?
Хрийз покачала головой: нет.
— Поймёте ещё.
Поднялся ветер. Жаркий, сухой, несмотря на море, предвестник страшного урагана. Там, на горизонте, уже вставали чёрные тучи, пожирая закат.
— Вам придётся принимать тяжёлые решения, Хрийзтема Браниславна. — сухо прошелестел голос собеседника. — Тяжёлые и очень непростые. Не бойтесь решать. Слушайте себя, и не бойтесь.
— Если я ошибусь…
— Значит, ошибётесь.
— А если поступлю правильно, — то это значит, будет правильно?
— Да.
Короткий простой ответ. «Да», и всё.
— А как понять, ошибаюсь или делаю правильно? — серьёзно спросила Хрийз.
— Никак, — ответил маг, пиная ногой камушки. — В том-то и дело, что никак. Во всяком случае, сразу.
— Может быть, тогда вообще ничего не решать, — тихо сказала девушка. — Если не решаешь, значит, не ошибаешься…
— А это само по себе уже большая ошибка, — так же серьёзно и строго ответил незваный учитель. — Если ты ничего не решаешь из страха ошибиться.
— Отпустите меня, — вдруг попросила Хрийз.
Он пожал плечами:
— Не держу.
И мир вокруг заколыхался, начал таять. Багровые закатные волны с отливом в коричневый и синий зашагали прямо сквозь скалы, а потом размылись в нечёткое жаркое сияние, а потом и вовсе пропали.
Она проснулась резко, рывком. Впервые не ощутила боли, так только, слабое покусывание. По сравнению с прежними периодами бодрствования — не просто терпимо, а отлично терпимо.
Оказывается, как мало надо для счастья! Чтобы грызущая всё твое существо боль стала грызть потише. Судя по тишине, в комнате никого не было. Ни Сихар, ни сЧая, вообще никого. Хрийз приподнялась на локтях, — удивилась, что смогла! Отползла назад, опёрлась лопатками о спинку кровати. Голова закружилась, и приступ паники едва не закончился новым забытьем, но Хрийз стиснула зубы, переждала мельтешение чёрного и красного перед глазами, и осталась в сознании.
«Я живу», — сказала она себе, переводя дух. — «Я — буду жить!»
Под боком ворохнулось что-то тяжёлое и холодное. Хрийз не успела испугаться, как из-под одеяла показалась задорная кукольная рожица — глаза-васильки, крутые кудряшки. И нежная, старательно вылизанная под морской бриз аура, настолько старательно, что сразу бросалась в глаза неживая неподвижность потоков. Но хоть не тусклая мертвечина, обычная для неумерших. С мертвечиной примириться было бы намного хуже, один Яшка чего стоил.
— Мила! — прыгнуло на язык имя.
— Привет, твоя светлость, — обрадовалась маленькая неумершая, вылезая целиком.
На ней болталось всё то же уляпанное кровью и грязью платье, бывшее когда-то рубашкой одного из съеденных Милой врагов. Сихар хватил бы удар, если б увидела. А Хрийз почувствовала на своих губах яростную улыбку.
— Давай играть? — предложила Мила, поджимая под себя босые ноги.
«Это же Мила Трувчог», — эхом отдался в памяти голос сЧая. — «Просит играть — надо играть…» сЧай не объяснил тогда в подробностях, зачем. Мила безумна, такое объяснение сгодилось тогда. Но сейчас, глядя в глаза девочке, которая была старше всех, ныне живущих в Третьем мире, Хрийз понимала, что за просьбой поиграть стоит что-то очень серьёзное. Не просто дань своему безумию. Что-то ещё.
— Давай поиграем, — сказала Хрийз. — Во что?
— В ладушки! — радостно захлопала ладошками Мила.
Точно, безумная. Какие ладушки, пальцы еле шевелятся!
— Я бы с радостью… но… сама же видишь…
— А я помогу, я помогу! — Мила схватила Хрийз за запястье, подняла её ладонь, стукнула своей, затянула считалочку:
— Ладушки, ладушки — где были? У бабушки. Чай пили, чашки били, по дамальски говорили: чаби, чаляби, чаляби, ляби, ляби…