Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
— Помогаю по мере возможностей, — кивнул он. — Вы мне симпатичны. И всё же проще будет, если возникнет обязательство. Неопределённый долг давит.
— Хорошо, — кивнула Хpийз, — пообещайте не есть меня, если я снова попаду в неприятности, как тогда, в пещере. Этого будет достаточно?
— Вы даже не представляете, о чём просите, — покачал он головой.
— А знаете, как мне страшно было? — с детской обидой спросила Хрийз. — Я же к вам… вас… привязалась я к вам! Вы самый первый меня магии учили. И вообще. А потом вы такой приходите по Грани… долг проводника, долг проводника стихии Смерти… Если бы не Мила, давно съели бы. Скажете, нет?
— Там не было другого выхода…
— Был. Я же здесь.
— Вы умерли, — напомнил сТруви.
— Но вернулась же!
— Случайно.
Он не хочет обещать, поняла Хрийз. Он не знает, сможет ли выполнить обещанное. И не хочет обещать, не зная точно, сможет или не сможет.
— Рано или поздно вам придётся покинуть мир, — сказал наконец сТруви. — Я бы не хотел оставлять вас наедине со своей стихией. Правильный уход для мага вашего уровня — это важно и для вас, и для всего мира.
— Но это ведь случится не скоро, — выговорила Хрийз, стараясь, чтобы голос не выдал, но всё равно прозвучало вопросом.
сТруви покачал головой:
— Я не знаю. В вашем случае невозможно заранее предугадать. Вы живёте вопреки. С самого первого дня в этом мире вы живёте вопреки и наперекосяк. Это больше благо, чем зло… всё-таки, вы — маг Жизни, Хрийзтема. Но я такое в первый раз вижу, и меня оно тревожит.
— За четыреста лет — в первый раз? — не поверила Хрийз.
— За четыреста лет в первый раз, — кивнул сТруви, вздохнул и добавил. — Будь по-вашему. Я не стану вас… есть. Пока сами меня не попросите, ваша светлость. Так — устроит?
— Да, — кивнула Хрийз. — Спасибо.
— Я боюсь за отца, — призналась она через некоторое время. — Очень. Я только-только начала узнавать его. И вот, теперь его нет рядом, когда он так мне нужен…
— Не бойтесь, — мягко сказал сТруви, слегка касаясь ладонью её руки. — Вам нелегко, но вы не одна, ваша светлость. Вам помогут.
— А вдруг они… они… уже загнали его душу в артефакт Опоры?!
— Может быть, и нет. Не накручивайте себя: пока мы не знаем точно, что случилось, лучше считать, что этого не случилось.
— А если вдруг…
— Если вдруг, тогда будем действовать, — пообещал старый неумерший.
Не успокоил. Но его взгляд и голос, даже его мёртвая аура, — всё дышало несгибаемой верой в лучшее.
Вечером Хрийз выбралась в зимний сад возле своей комнаты. Сидела в кресле качалке, положив на колени трость, листала книгу аль-мастера Ясеня. Надо было связать одежду Миле, не дело, что девочка ходит, как оборванка, в рубашке этой, на которой живого места не видно от пятен, свежих и старых. Ну, неумершая, так и что? Если ты вампир, то что теперь, выглядеть чучелом?
Надо было еще подумать об обуви, но здесь проще: можно связать пинетки-башмачки, эскизом, а уж Мила сама наполнит их силой своей стихии. И будут они покрепче кожаных. Из стеклянной нити, разумеется. И сделать эту нить надо будет самой. Как аль-нданна Весна учила.
Кот Твердич возник внезапно и бесшумно, оправдывая имя. Склонил голову, приветствуя, жестом велел Хрийз не вставать, — вежливость вежливостью, а разница в статусе — тоже ведь разница. Сам он легко уселся, поджав ноги, прямо на холодный камень напротив. Камни здесь были разложены в живописном порядке для красоты, образуя своеобразный рисунок. Сидеть на их плоских покатых макушках можно было, но с учётом времени года: это летом — тепло и приятно, а в конце весны простудиться было легче лёгкого. Если, конечно, ты живой человек. Неумершему подобные неприятности не грозили.
Кот Твердич по-прежнему искусно маскировал свою мёртвую ауру. Летний, пронизанный солнечной зеленью лес, цветущие травы, игра теней на листве… Но Хрийз смотрела в самую суть доставшимся от сестры «истинным взором»: Кот Твердич был неумершим, вампиром, проводником стихии Смерти. Пусть слабеньким, ни в какое сравнение не идущим с доктором сТруви или Милой. Но всё-таки.
Он ничуть не изменился с их последней встречи. Время над лицами неумерших не властно. Они меняются только тогда, когда приходит сроки с их желаниями тот срок никак не связан.
— Рад видеть вас в добром здравии, ваша светлость, — сказал Кот Твердич.
— И я рада видеть вас, учитель, — отозвалась Хрийз, осторожно закрывая книгу. — Вам рассказали, как на меня напали сегодня утром?
— Наслышан, — коротко кивнул он. — Ну, что ж, давайте проверим, насколько вы растеряли прежние навыки, ваша светлость. Тест по всем стихиям…
Это было — как год назад, во время первого занятия. Хрийз словно бы вернулась в прошлое, в то самое, где не была она еще ничьей дочкой, то есть была, но это не афишировалось никакой силы у неё было не так и много, и ума… вот уж ума точно было меньше! Чуть прикрой глаза, и кажется, будто не на замковой террасе сидишь, а в классной комнате с тяжёлыми портьерными шторами, пронизанной запахами старого дерева, книг, магии, а в солнечных лучах пляшут золотисто-зелёные пылинки и Яшка, еще живой, возмущается на подоконнике: выставленный преподавателем щит не пускает его к хозяйке, безобразие…
Слёзы сами закапали. Ведь прошёл всего год, даже меньше года! С Котом Твердичем заниматься начала осенью, а сейчас пахла цветами и жужжала пчёлами весна. Меньше года… для неё. Мелькнувшие в мире четыре лета, пока Хрийз болталась призраком в мире своей матери, не воспринимались сознанием совсем. Их по субъективному времени просто не существовало!
А теперь даже тело было другое, не своё. Сихар, кстати, обругала сЧая всеми словами, какие нашла, за этакое самоуправство, показать пациентке зеркало раньше времени. сЧай молча выслушал, виноватым себя не признал, на том и окончилось. Но Хрийз с тех пор не любила смотреть на себя.
В блестящем отражении она видела кого-то чужого. Да, отрастающие волосы приобретали русый оттенок, душа перестраивала доставшееся ей тело под себя. Светлели глаза, из тёмно-синих, почти чёрных, превращаясь в прежние голубые. Но греческий нос-шнобель, семейная черта Сирень-Каменногорских, остался прежними Хрийз сомневалась, что он уменьшится до приемлемых размеров. Уши, форма губ, высокие скулы… всё это, может, изменится со временем, а может, и нет. И это тело было старше раза в два.