Дочь огня
Шрифт:
Домоправительница отпустила обеих женщин. У дверей одна из служанок подала им их паранджи и сетки.
— Слава богу, слава богу, что наконец ушли! — сказала, облегченно вздохнув, Оймулло, выйдя на улицу.
Мухаррама рассмеялась:
— Вам просто повезло, вы понравились каршинской госпоже. Этого достаточно для того, чтобы Эшонбиби назло ей отпустила вас. Но вот мне не повезло, возвращаюсь с пустыми руками. Подарка не дали.
— Милая вы моя, — радостно воскликнула Оймулло, — да возьмите вы бархат, что мне подарили! Он по праву принадлежит вам! Хотите, я вам еще от себя алачу прибавлю. Я так рада, что не грозит мне постоянная служба во дворце, что я по-прежнему свободна! Да за это ничего не жалко отдать!
Как ни отказывалась Мухаррама, Оймулло, не слушая, сунула ей за пазуху бархат, подхватила свой инструмент, и они двинулись в путь.
Проходя мимо дворца кушбеги, они встретили миршаба, который чуть ли не бегом бежал туда, отдуваясь и пыхтя. Вид у него был очень встревоженный.
— Бог в помощь, — сказала ему Мухаррама, кокетливо хихикая. — Куда это вы так спешите? Опаздываете на поминальный плов, что ли?
Миршаб покосился на Мухарраму, он узнал ее по голосу, но ему было не до шуток, и он ничего не ответил. Расстроенные и напуганный, он воспринял встречу с ней как дурное предзнаменование, в ее голосе он уловил насмешку. Ведь дошли слухи, что на него поданы жалобы, чуть ли не самому эмиру, и что главный интриган — Гани-джан-бай! Очевидно, из-за этого миршаба так срочно вызвали к кушбеги! Теперь вся надежда на него. Ведь кушбеги, наверное, все знает, он сможет защитить миршаба от нападок и клеветы! Конечно! Сколько он сделал для кушбеги! Такие услуги не забываются. По приказу кушбеги он уничтожал без лишних разговоров всех, на кого тот указывал. Неужели же в трудную минуту кушбеги не защитит его?
Правитель сидел в своей приемной один. Он милостиво пригласил миршаба сесть рядом с ним у сандали. Тот, заискивающе глядя, пожал ему руку и присел, стараясь занять как можно меньше места.
— Ну, как поживаете? Что у вас нового? — спросил кушбеги.
— Слава богу, жив-здоров… Под сенью его высочества государя нашего все спокойно в Бухаре… его подданные находятся под верной и крепкой защитой!..
— Это нам и без вас известно, — недовольным тоном ответил кушбеги, сердито взглянув на миршаба. — А знаете ли вы, что по рукам ходят русские, татарские и тюркские газеты, книги, смущают умы честных благоразумных людей, развращают их. Да вот еще ослабляют веру во всевышнего ученики и друзья Ахмада-Махдума Дониша — смущают своими писаниями молодежь, особенно учащихся медресе. А вы ничего не знаете…
Миршаб растерянно взял в руки лежавшие перед кушбеги издания, начал их рассматривать. Занятие для него бесполезное, поскольку он был неграмотен.
— Об этом я не осведомлен, ваше превосходительство!!
Вы мне этих дел не поручали.
— Э, нет! Нельзя только ожидать поручения, надо и своей головой соображать. Прикажите вашим подчиненным, которым можно доверять, чтоб следили за своими знакомыми, сообщали вам о подозрительных.
— Слушаюсь, ваше Превосходительство! — угодливо сказал миршаб, обрадованный тем, что легко отделался и гнев кушбеги, видимо, рассеялся.
Кушбеги продолжал:
— Я вас позвал по другому делу. На вас подано много жалоб. Вы не умеете себя вести, не знаете, с кем можно, а с кем нельзя враждовать. Ну разве допустимо раздражать такого уважаемого и богатого человека, как Гани-джан-бай? Зачем было настраивать его против себя? Что, уж нет других девушек в Бухаре, кроме его рабыни?! А вы берете к себе в дом принадлежащую ему девчонку, держите ее, вот и нажили врага! Его высочество очень разгневан, я получил от него приказ наказать вас…
Сердце миршаба словно заледенело от страха. Он весь похолодел, его била дрожь. Пытаясь согреться, он придвинулся поближе к огню сандали и заплетающимся языком пробормотал:
— Виноват… я… виноват, ваше превосходительство! Но выслушайте меня!
— Что там еще слушать? — гневно вскрикнул кушбеги. — Вы навлекли позор на мою голову. Вы со мной не считаетесь, пренебрегаете моими указаниями! Я всегда вас защищал, заступался за вас, больше нет возможности это делать, хватит! Я обязан подчиниться приказу его высочества.
— Простите, простите, ваше превосходительство, — дрожащим голосом просил миршаб. — Я не для себя старался… я… исполнить ваше поручение…
— Какое поручение?
Совсем запутавшись от волнения, забыв, что это поручение ему давал не кушбеги, а казикалон, миршаб лепетал:
— Для его высочества… чтобы отбить от русских…
— Каких русских? — еще больше удивившись и разгневавшись, допрашивал кушбеги. — Какое отношение имеют русские к этому делу? Вы что, совсем с ума сошли?!
Миршаб вдруг прозрел, понял свою ошибку и уже совсем запутался.
— Я виноват, виноват, сознаюсь…
Но у кушбеги уже мелькнуло подозрение.
— А может быть, вы снова встретились с его пресвятейшеством? — спросил он многозначительно. — Получили указания, договорились, затеяли какую-нибудь новую интригу?
— Боже сохрани!
Ничего такого не было!..
Миршаб понимал, что если он сию же минуту не рассеет сомнений кушбеги каким-нибудь убедительным доводом, тот докопается до правды, и тогда ему несдобровать, месть кушбеги будет ужасна. Он лихорадочно думал, что сказать, и наконец нашелся.
— Я слышал… Гани-джан-бай намеревался преподнести эту девушку русским. Какой грех… Мусульманку — русским. Вот я и подумал, что лучше ее оставить для его высочества. Девушка подходящая…
— Бестолковый! — резко оборвал кушбеги. — Хватаете для его высочества чужую рабыню! Рабыню Гани-джан-бая, не спросив согласия ее владельца!
Миршаб немного пришел в себя и успокоился.
— Я хотел воспитать ее, дать образование, а потом…
— Почему не посоветовались со мной?
— Я думал… я хотел… сначала воспитать ее…
— Вы хотели!.. А судьба вот не захотела. Теперь поздно рассуждать. По приказу его высочества сегодня же, слышите, сегодня вы обязаны доставить рабыню Гани-джан-бая к нему домой! Это во-первых! А во-вторых, вы должны сделать все возможное, чтобы помириться с Гани-джан-баем, подружиться с ним.
— Ваше превосходительство, у меня с его милостью Гани-джан-баем никакой ссоры не было. Я никогда ничего плохого ему не делал и не собирался делать, наоборот, принял все меры, чтобы поймать Хайдаркула.