Долгий фиалковый взгляд
Шрифт:
— Но на самом деле никто не поверит, что я могла…
— Чего-то недостает. Как он сюда добрался?
И тогда она небрежным прогулочным шагом направилась в тихие соседние кварталы. Джип стоял за четыре дома, позади пышно разросшегося кубинского лавра в боковом дворе пустого дома. Охранная цепь на подъездной дорожке была отцеплена и снова прицеплена. Пришлось мне опять лезть в карман к мертвецу и, задержав дыхание, выуживать ключи от машины. Она совершила еще одну прогулку, а вернувшись, сообщила, что один ключ подошел к зажиганию и она просто оставила всю связку там.
Джип
— Что теперь, Тревис? Что нам теперь делать? Дождаться темноты, а потом…
— Ждать темноты слишком долго. Убийцы могут потерять терпение. И занервничать.
Поэтому мы были вынуждены пойти на риск. Сначала спланировать, потом сделать. Риск тошнотворный, ибо перемещение трупа — самый лакомый кусок мяса для любого прокурора. Ни один присяжный никогда не поймет, зачем мы это сделали.
Глава 11
Я вывел ее «фольксваген» с подъездной дорожки и остановился на дальней стороне улицы. Огромная индийская смоковница отбрасывала густую тень. Через три двора толстая леди в розовых брюках, стоя на коленях, выпалывала сорняки. Проехал грузовик специальной воскресной доставочной службы, свернул на следующем углу. К этому времени Бетси должна была успеть подвести «бьюик» к концу своей узкой, загороженной со всех сторон подъездной дороги, поэтому я, как условились, дважды погудел, сообщая об отсутствии прохожих и транспорта.
Двинулся на восток, увидев в зеркале заднего обзора, как она выехала и свернула на запад. Спор по поводу машин выиграла она. Напомнила мне мои собственные слова, что я сам по себе подозрительно выгляжу. А в белом автомобиле с откидным верхом запомнюсь вдвойне, вдобавок слишком многие меня в нем видели. Конечно, гораздо больше народу знает в лицо ее, но в большой мягкой шляпе с широкими полями, которую Бетси вытащила из шкафа, и в огромных солнечных зеркальных очках, давно купленных и редко надеваемых, никто не узнает. А меня вряд ли узнают и вряд ли запомнят в самом обыкновенном с виду «фольксвагене» и твидовой кепке, которую оставил ее второй муж. Я трижды переспросил, уверена ли она, что справится, постоянно помня о сидящем прямо за спиной трупе, и Бетси, разумеется, объявила, что не собирается о нем думать.
Она описала мне идеальное место. Начертила карту, а я повторял указания, пока точно не выучил, как его отыскать. Бетси направилась прямой дорогой и должна была приехать на место первой. Прежде чем поворачивать в последний раз, нам обоим следовало убедиться, что путь в обоих направлениях пуст.
С дополнительной ветки 112-го шоссе следовало ехать до ее пересечения с собственно 112-м. Затем четыре мили на север, потом налево, на запад, до окружной Лайн-роуд. Повернуть у заброшенной заправки на углу. Там трава растет в трещинах на бетоне, где раньше стояли колонки. Так и было, и я повернул.
Еще миль пять или чуть больше до плавного поворота налево. Когда дорога опять выпрямится, слева покажется площадка, где когда-то стоял дом. Теперь только печная
Когда я подъехал, движения в обоих направлениях не было, поэтому свернул на густо заросшую подъездную дорогу, объехал вокруг бывшего дома, потом, по ее указаниям, двинулся по песчаной колее среди пальм и сосен, мимо болота и увидел впереди упомянутый ею пруд, а в дальнем конце пруда заметил за меч-травой проблеск белого автомобиля.
Бетси сидела в пятидесяти футах от машины на стволе упавшей сосны и смотрела на пруд.
— Были какие-нибудь проблемы? — спросил я.
— Никаких. А у тебя?
— И у меня никаких. Лучше сначала покажи мне место.
— Конечно, — сказала она, какая-то ослабевшая, угнетенная, и поднялась. — Вон там.
Оно находилось дальше, в ста футах. Старая промоина. Вся эта земля была некогда морским дном. Мергель, окаменелости, известняк. Сквозь известняк вниз просачивалась чистая вода, образуя огромные подземные реки. Иногда после засухи подземные пустоты рушатся и земля проваливается. Это была старая промоина, поросшая жестким кустарником и довольно большими деревьями.
Бетси привела меня к месту, о котором рассказывала. Откос из мергеля, выгоревшие на солнце скульптуры из искореженного известняка, и заросшая кустами впадина пяти футов глубиной с темной дырой неправильных очертаний в центре. Дыра приблизительно в ярд диаметром. Я спустился во впадину, встал на колени, заглянул в дыру. Оттуда пахнуло холодом и сыростью. Подобрав кусок известняка размером побольше моего кулака, бросил его в дыру. Услышал, как он стукнулся о стену, потом, через пару секунд, еще раз, потише. Чуть позже раздался почти неслышный шлепок.
— Донни как-то высчитывал с секундомером.
— Донни?
— Мой муж. Молодой, который погиб. Он считал с секундомером. Помню даже цифру, которую он мне назвал. Триста шесть футов. Вывел по времени, когда слышится стук. Он был просто помешан на математике. Тебе… подойдет это место?
— Здесь много народу бывает?
— Никого, насколько я знаю. Я начала приезжать сюда с Донни, когда нам обоим было по шестнадцать. Мы искали место, где можно спрятаться от людей. Приезжали на велосипедах, устраивали пикники. Как-то Донни нашел эту дыру. Я часто приезжала сюда после его смерти, прежде чем снова вышла замуж. Грега никогда не привозила, да и никого больше. По-прежнему приезжаю, когда… когда мне плохо. Здесь так тихо. Я ни о чем не думаю. Просто хожу вокруг, слушаю тишину, сижу, слушаю. И потом мне становится лучше.
— Почему бы тебе и сейчас не пройтись, Бетси? Я сам обо все позабочусь.
— Могу чем-то помочь?
— Нет. Нет, спасибо.
Мне пришлось опустить верх машины, чтоб его вытащить. Нельзя было подъехать поближе. Обмотав труп старой простыней, я поставил его на скрюченные ноги, прислонив к заднему крылу, пригнулся, взвалил на плечо, а когда распрямился с ношей, от нажатия из гортани вырвался с хриплым карканьем воздух, испугав меня до полусмерти. Тело слегка согнулось, но из-за трупного окоченения напоминало корявое бревно.