Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый
Шрифт:
Справа от него с трудом вышагивала по траве высокая сухощавая девушка. Эта была блондинкой; ровные жидкие пряди волос свободно спадали на плечи и лоб. Она даже споткнулась, подходя к группе гостей, потому что передвигалась в туфлях на высоченной платформе. Да и костюм ее не располагал к таким прогулкам. Эта брючная пара была не чета той, в какой прибежала к ним Оксана. Явно очень дорогая – из тех, которые, как предполагал Алексей Александрович, и называют эксклюзивными. Здесь, в пойме, рядом с туловищем убитого животного, он смотрелся скорее нелепо. Романов сказал бы, что незнакомка такую дорогую вещь одела впервые. И девушке она не очень подходила, что явно отметила израильтянка, усмехнувшись почти незаметно. Но женщины такое наверное чувствуют на подсознательном уровне, и Романов понял, что Оксана, не произнеся еще ни одного слова, приобрела здесь смертельного врага. Впрочем ей было на это наплевать, и профессор понимал ее – ведь рядом стоял полковник Кудрявцев, непревзойденный боец, которому даже такой противник, как.., м-да…
Профессор внимательно осмотрел третьего итальянца; он бы скорее назвал его греком – одним из тех древнегреческих олимпиоников, что когда-то соревновались с самим Гераклом и, возможно, побеждали его. Во всяком случае, в таком поединке сам Романов поставил бы именно на итальянца.
На этого двухметрового красавца с внешностью и фигурой древнегреческого бога, босого, одетого лишь в короткие шорты, смотрели все; лишь Оксана нервно переводила взгляд с него на полковника и обратно; потом облегченно вздохнула, видимо подумала, что лучше ее Александра нет никого, и уже смотрела на гиганта с некоторым пренебрежением.
А больше всех итальянцев – даже больше самого красавца – лучился довольством коренастый крепыш.
– Это мой Марио, Марио Грассо… Хорош? – заявил он, нарушая весь план переговоров, который вчерне набросали русские.
Столько властной уверенности, хозяйского уничижения собралось в этом слове, что Алексей Александрович невольно вспомнил предков этого итальянца – древнеримских патрициев… и их рабов. Вот таким же рабом, наверное считал этого гиганта предводитель итальянцев. А тот смотрел на патрона с обожанием. Так пятилетний ребенок смотрит на отца – большого, сильного, умного. И этот его взгляд, и поистине собачью преданность, выказываемую при чужих людях, профессор попытался объяснить отсутствием большого ума: «Сила есть – ума не надо!», – но что-то здесь было иное, непонятное…
– Хорош, – согласился полковник. В его возгласе было искреннее восхищение красотой сильного мужского тела и, пожалуй, какое-то предвкушение – а каков ты на самом деле, парень?
Он шагнул вперед, к Марио и тот улыбнулся Кудрявцеву доверчиво и с любопытством, так что профессор опять невольно подумал о пятилетнем ребенке.
А командир ткнул пальцем в бицепс (или как там называется эта мышца – Алексей Александрович в анатомии не был силен); потом его рука переместилась на широченную грудь Грассо, которая располагалась как раз напротив глаз полковника. Под твердым пальцем, который определенно нажимал в нужные точки, разбухали тугие валики мускулов и Александр Николаевич довольно кивал головой.
– Слишком довольно, – подумал Романов, не успевая заметить, куда же ткнул Кудрявцев в очередной раз пальцами, сложенными теперь вместе наподобие птичьего клюва.
Результат был неожиданным; по крайней мере для тройки итальянцев. Хотя… Блондинка итальянкой не была – какая итальянка будет ругаться на латышском языке – его профессор тоже отлично знал. Вырвавшиеся слова девушка была готова проглотить, но как известно – слово не воробей… А Романов вовремя вспомнил о предостережении командира и на быстрый взгляд блондинки никак не отреагировал. Он смотрел с любопытством на Марио, который сидел на корточках, придерживаемый за плечо полковником и судорожно открывал рот, пытаясь вдохнуть воздух. Другую руку Кудрявцев протянул в сторону главного итальянца, останавливая его жестом, а затем и успокаивающей фразой:
– Не беспокойтесь, синьор Паоло Джентале, сейчас все пройдет. А парень действительно хорош, его бы еще поднатаскать маленько.
Алексей Александрович спохватился – ведь он здесь в первую очередь переводчик, пусть с автоматом за спиной и полным снаряжением к нему – и быстро перевел с русского на итальянский, хотя Джентале кажется и без перевода понял русского командира. А последний продолжил:
– И скажите своему парню, который прячется вон на той крыше, – полковник махнул рукой куда-то в середину лагеря, – чтобы он опустил автомат; он сейчас как раз целится вам в спину. Лучше пусть с остальными за добычей сходит. Нам этот олень не нужен. А автоматчик ваш к тому же сейчас находится под прицелом сразу двух снайперов…
Профессор, переводя на безупречный итальянский последние слова, внутренне усмехнулся – в Тагер он не сомневался – она не только невидимого Романову автоматчика контролирует, но и любого другого «противника» готова «помножить на ноль» (как она сама выражается), лишь только командир подаст условный сигнал. А вот насчет первой жены коменданта у него были большие сомнения. Он вспомнил ее частое: «Эх, мужичка бы сейчас хоть какого-нибудь!». И мужичок – не «какой-нибудь», а самый что ни на есть эталон сильного пола сейчас опять вставал в полный рост, демонстрируя свою идеальную фигуру и восхищенно глядя теперь уже на Кудрявцева. Именно в эту точку местности, предполагал Алексей Александрович, был сейчас направлен прицел «Вепря» – карабина, который Оксана Гольдберг все таки отдала Ирине Ильиной, признав ее врожденный талант снайпера.
Джентале недовольно посмотрел на своего телохранителя (а кем еще мог быть красавчик Марио?), перевел еще более хмурый взгляд на Кудрявцева и отрезал:
– Автомат не отдам!
– Понимаю, – усмехнулся командир, – трофей! Закон джунглей, так сказать.
– Каких джунглей? – удивился Джентале.
– А вот этих, – рука полковника Кудрявцева обвела широким полукругом лес, окружавший итальянский лагерь, – или мы с вами будем руководствоваться более цивилизованными законами?
– Цивилизованными? – еще больше удивился итальянец, – а в этих законах что-нибудь говорится про автомат Калашникова?
– Говорится, – улыбнулся русский, успокаивая итальянца, – все, что было у Холодова – нашего беглеца – принадлежит ему, а значит и всем вам. Если, конечно, он не захочет вернуться обратно.
Последние слова Алексей Александрович перевел с тугим комком в горле, вспомнив инструктаж командира, особенно об отсебятине, но справился наверное вполне успешно, потому что ни Виктория (так представилась все на том же итальянском латышка), ни сам итальянский босс не насторожились.
– Не захочет, – поспешил ответить Джентале; и профессор, да и Оксана наверняка тоже внутренне содрогнулся, вспомнив грязный полиэтиленовый куль.
А полковник улыбнулся еще лучезарнее:
– Ну и отлично, сейчас все его вещи и принесут, – он подал рукой условный сигнал – один из немногих, которые запомнил Романов. Этот сигнал должен был привести сюда Холодова и Басилио с чемоданом.
Они действительно выступили из-за тракторного прицепа. Чемодан, набитый бельем, нес итальянец. Он заметно кренился на одну сторону – тряпки, каждая в отдельности почти невесомая, в сумме образовали достаточно солидную ношу. Впрочем, Холодов был загружен не меньше, Алексей Александрович знал это по себе – автомат, разгрузка с магазинами, штык-нож на ремне весили тоже очень даже немало.