Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый
Шрифт:
Глава 2. Оксана Гольдберг. Главное – люди
Оксана действительно сильно пожалела, что напросилась в этот ранний поиск. Как и Бэйла, наверное. Солнце только позолотило вершинки секвой, а они вчетвером стояли над трупом Иванова (вот страшная ирония – двое Ивановых оказались в этом мире, и обоих уже нет).
Метрах в пяти от них лежало другое тело – с успевшим посинеть лицом; запашок, доносившийся до девушки даже в отсутствие самого слабого дуновения ветра, показывал – кардинал, а этот мужчина в длинной грязной хламиде пурпурного цвета не мог быть никем иным, лежит здесь
– Уж своего-то могли похоронить, – рассердилась израильтянка, стараясь не глядеть на трупы. Впрочем, даже беглого взгляда ей хватило, с учетом приобретенного в последние дни горького опыта, что итальянец простился с жизнью достаточно быстро и легко – по сравнению с тем же Виктором Ивановым.
– Удар по темечку тупым твердым предметом, – вспомнила она, невольно взглянув опять на тело русского, и поспешно отворачиваясь.
Здесь одним ударом не обошлись! Наверное не нашлось ни одной косточки в организме Виктора, которая не познакомилась бы с этим самым предметом. По крайней мере правая рука, покоившаяся на его груди, была изломана сразу в нескольких местах, отчего представляла собой сейчас какую-то жуткую ломаную геометрическую фигуру; лицо представляло собой сплошной синяк – по крайней мере там, где не было заляпано кровью. Кусок скотча, которым был заклеен рот, тоже едва угадывался под толстым кроваво-бурым слоем.
– Господи, – воскликнула девушка, – если бы они не заклеили рот, мы бы из дома услышали, как он кричит. Зачем, зачем они это сделали? И кто эти нелюди?!
– Затем и заклеили чтобы никто не слышал, – глухим голосом ответил полковник, шурша полиэтиленовой пленкой, – допросили, а потом – вот!
Он нагнулся над телом вместе с Левиным, чтобы скрыть от взглядов этот кошмар.
– Впрочем, – добавил он, – насчет их ты наверное ошибаешься. Ну не может быть, чтобы сюда попало сразу два таких садиста. Один он был… или одна.
– Найди его, Саша! – повернулась Оксана к командиру, – найди и…
– Вместе найдем! – прервала ее Тагер.
Она сейчас выплеснула свою боль и ужас на иврите, но ведь с Кудрявцевым Оксана говорила по-русски. Значит, не зря она учит подругу каждую свободную минуту. Гольдберг словно пыталась отгородиться от страшной картинки перед глазами чем-то отвлеченным; она с благодарностью взглянула на Бэйлу; показалось ли ей, что глаза суровой девушки, бывшего снайпера израильского спецназа, подозрительно блестели влагой?..
Наконец командир за спиной Оксаны выдохнул: «Все!» и девушка медленно повернулась.
– Все! – повторила она мысленно за Александром, – хватит соплей! Впереди целый день забот и встреч (может и с этим?…). И здесь я не случайно; здесь я в поиске, а рядом, может быть, бродит маньяк.
Ее руки крепче стиснули приклад верного «Бенелли»; полковник, напротив, стянул с плеча автомат и протянул его Борису. Потом, подумав, снял и разгрузку. Длинный куль у его ног был как-то по хитрому перевязан ремнями, и девушка поняла, что командир решил нести тело один. Она была уверена в силе и выносливости Кудрявцева, но… может он хочет таким образом загладить какую-то свою вину перед погибшим?
Нет! Ни сам командир, ни Оксана и никто другой не может винить его в гибели перебежчика! Виктор сам выбрал свою судьбу. Девушка даже решилась поправить ремешок на груди Кудрявцева, когда этот длинный полиэтиленовый «рюкзак» со страшным содержимым внутри занял место за его плечами. Александр улыбнулся ей, даже кивнул ободряюще – он словно прочел ее последние мысли – и шагнул вперед.
Девушка тоже улыбнулась, вспомнив вдруг любимый фильм из далекого детства: «Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне…».
– Так у нас же нет лошадей, – подумала она отстраненно, оглядывая внимательно свой – левый сектор прикрытия, – только верблюды. Будут и лошади. Непременно будут!
Тагер держала правый фланг; Левин прикрывал тыл. Так без остановок, все пять километров по лесу, они и прошагали стремительно до дома. Для девушки такой кросс по пересеченной местности (не очень-то и пересеченной, на ее взгляд опытной биатлонистки); по такому лесу – чистому, без подлеска, со стволами-колоннами секвой и толстым мягким слоем упавшей хвои под ногами – пять километров это просто легкая прогулка. Правда сзади засопел и тяжело задышал Борька – Барух Левин, а ее Саша, несмотря на тяжелый… «груз» за плечами остановился только в березовом лесочке рядом с лагерем.
Это ужасное утро наверное стало причиной какого-то раздвоения сознания девушки. Она слушала и понимала всех, переводила при необходимости на английский и иврит, даже вслух восхитилась, когда профессор сообщил о невероятных бонусах, дарованным всем; ну не всем, но ей, Гольдберг, точно.
Потом была встреча с итальянцами – хитроглазым черноволосым Паоло Джентале, смешным, почему-то сразу вызвавшим симпатию здоровяком Марио (есть и поздоровее – улыбнулась она), и совсем не похожей на итальянку особой, назвавшейся Викторией – неприятной и невероятно злобной. Для последнего утверждения Оксане было достаточно заглянуть ей в глаза. Один раз – больше эта блондинка старалась не смотреть в сторону израильтянки.
Раздвоение кончилось одним мгновеньем – как только Гольдберг увидела залитое кровью лицо профессора Романова, лежащего у переднего колеса «Кадиллака».
– Задних-то у него нет, – успела подумать она, прежде чем броситься к товарищу. Но поздно – место над ним заняла никарагуанка, уже доставшая из медицинской сумки стерильный бинт. И когда только успела?!
А рядом монументальными фигурами застыли сразу два здоровяка и Малыш. Причем если на лице Марио застыло недоумение и чувство вины, то полковник Кудрявцев, к изумлению израильтянки, иронично улыбался:
– Ты туго так не бинтуй, – посоветовал он Тане-Тамаре, – куда новое ухо расти будет?
Гольдберг перевела взгляд – там, рядом с подошвами никарагуанки, в густеющей луже крови профессора действительно плавал ошметок плоти, в котором при большом желании можно было опознать человеческое ухо.
– А ты лежи, не двигайся. Не порть мне игру – пусть итальяшки понервничают, вину свою сильнее прочувствуют, – это командир командовал уже профессору, который вроде пытался поднять голову с колен Тани-Тамары, куда она попала по завершении перевязки, – и глаза не открывай. Сейчас ребятки поднимут тебя и отнесут в «Эксплорер» – вон его уже догружают. Знаю что хочешь сказать – чувствуешь себя хорошо и рвешься в бой. Только воевать тут уже не с кем. А тебе сейчас так жрать захочется – руку-то девушке не откуси.