Домашний зоопарк ледникового периода
Шрифт:
Моей маме не везло с мужиками. Несмотря на свою яркую привлекательность и обояние, она выбирала не слишком подходящие для себя варианты. В разное время среди ее любовников ходили и милиционер, и водитель молоковоза, и рабочий литейного цеха на заводе. С милиционером вышла и вовсе некрасивая история. Его сын учился со мной в одной школе и однажды я увидел регулярно гостившего у нас дядю на пороге школы и подошел к нему, чтобы поздороваться. Дядю мою вежливость крайне смутила, и он сделал вид, что меня не узнал. Я рассказал эту странную историю маме и больше дядя в гости к нам не приходил. Как позже она сама признавала, ее расчеты быстро выйти замуж после развода с отцом не оправдались. Мужское внимание, которым она пользовалась, не распространялось так далеко. Одинокая женщина с сыном-подростком слишком ходовый товар, чтобы платить за него высокую
Моя яркая красивая мама, к которой я так был сильно привязан в детстве, не слишком обременяла себя материнскими заботами. Я никогда не задумывался над тем, почему я столько времени провожу среди чужих людей, в обществе ее подруг и знакомых. Однажды она сплавила меня с сыном коллеги, у которой был сын – мой сверстник, к ее матери в деревню, и я довольно скоро почувствовал, каково это быть нежеланным гостем, оказаться в роли невольного заложника, гадкого утенка, о котором вынуждены заботиться совершенно чужие люди. Когда я случайно стал свидетелем разговора обо мне, в котором старики высказывали досаду и свое недовольство тем, что им приходится кормить чужого ребенка, мне захотелось бежать. Мой побег предупредил сын коллеги, который выдал мои планы взрослым и мой план сорвался, но до самого отъезда из деревни домой я чувствовал себя изгоем и уже окончательно сложил цену и себе, и показному гостеприимству.
Все, что со слов матери, должно было бы походить на увлекательное путешествие, как правило приводило к огорчению и разочарованию. Словам нельзя верить, особенно словам красивой женщины. Их не знающее границ сластолюбие, к собственной выгоде способно обратить ложь в мед и скормить его простакам с милой непосредственностью человека мастерски владеющего искусством манипуляции. И какая разница, кто станет ее очередной жертвой – взрослый мужчина или собственный ребенок.
Однажды в гости к нам из столицы на красном «Запорожце» с ручным управлением заехал ее знакомый писатель. Писатель-не писатель, но он, кажется, написал какую-то книжку для детского кукольного театра и мама представила его мне именно так. Мужчина был старше ее на восемнадцать лет, фронтовик, получивший множественные ранения в первом же бою и имевший инвалидность, несмотря на то, что выглядел он вполне здоровым. На пляже, правда, я видел его поджарое, испещренное следами от осколков тело и эти следы не оставляли никакого сомнения в том, что он выжил просто случайно.
– Я войны и не видел – рассказывал он. – просто нас переодели в военную форму, дали оружие, вывели в поле, раздался взрыв и больше я ничего не помню. Война для меня закончилась.
Мужчина был женат, у него был сын, но он позволял себе жить по собственным правилам, и его жена эти правила хорошо знала и принимала. В его жизни всегда было много женщин, которых он брал своей исключительной выдержкой, прекрасной физической формой и хорошим воспитанием. Писатель, в общем, ни дать – ни взять. В Никополь он заехал по дороге в Ялту. Здесь он остановился, чтобы провести несколько приятных дней с привлекательной незамужней женщиной – моей мамой, и договориться чуть позже встретиться с ней уже в Крыму. Они решили, что она приплывет к нему на белом параходе из Сочи, куда у нее уже была путевка в санаторий.
Дело было за малым – нужно было пристроить сына, и тут маме пришла блестящая идея отправить меня с дядей Юрой в путешествие на автомобиле в Ялту. Почему бы нет? Неделя-другая, и она тоже приедет в Крым, где они прекрасно проведут вместе время и потом вернуться на автомобиле в Никополь, обратным ходом по дороге из Крыма в Москву.
Я только закончил четвертный класс и путешествие на машине показалось мне заманчивым предложением. Дядя Юра внушал мне уважение. Он не заискивал, говорил по делу, велел мне завести дневник, где я должен был вести хронометраж путешествия и куда я должен был записывать все значимые вехи и сколько-нибудь стоящие внимания события.
В пути, дядя Юра, проявил себя требовательным капитаном. Он провозгласил меня штурманом и педантично проверял мои записи, внося в них свои правки и коррективы. Ведение бортового журнала было для меня новых делом и строгость правил по его ведению очень быстро привели к тому, что я начал теряться, то и дело ошибался во времени или забывал отразить в нем что-то важное. Если в начале пути я досаждал дяде Юре своими распросами, то уже к середине дороги я предпочитал молчать, чтобы не вызывать его раздражения. К концу нашего путешествия я окончательно замкнулся. За световой
По приезду в Крым, мы разместились в квартире друзей дяди Юры в самом центре Ялты. У хозяев – моложавой пары лет тридцати пяти был сын – примерно моего возраста и дядя Юра поручил меня ему, будучи почти уверен, что мы найдем общий язык, так как мальчик был очень талантливым, занимался авиамоделированием, знал хорошо Ялту и имел все шансы стать мне прекрасным гидом и товарищем по вылазкам в город и на море. Мальчик скептически осмотрел мой внешний вид, довольно пренебрежительно отозвался о моих наручных часах, которыми я совершенно напрасно гордился, и очевидно принял решение меня игнорировать. Он всякий раз отметал все мои предложения о совместных прогулках к морю, так что с достопримечательностями Ялты мне пришлось знакомится самостоятельно. В первые же дни у меня на пляже украли часы, о чем я не слишком жалел, памятую о той нелестной оценке своего нового приятеля, которую он им дал. В Ялте я открыл для себя фруктовое мороженое по фантастически дешевой цене – восемь копеек и игровые автоматы, установленные на набережной, где я и проводил большую часть свободного времени. Деньги я клянчил у дяди Юры, и он, вероятно, сочтя это за меньшее из возможных зол, ежедневно отсыпал из кармана мелочь на мои нехитрые развлечения.
Из квартиры друзей дяди Юры мы вскоре переехали в недорогую гостиницу, где он опять проявил интерес к заполнению мною дневника, и мне пришлось написать краткую заметку о том, как мы вместе с ним делаем зарядку по утрам. Заметка, как я предполагал, предназначалась для мамы, чтобы напомнить ей о своих обязательствах перед сыном, который остался на руках у чужого человека. Я чувствовал наростающее раздражение дяди Юры, что и понятно – проводить время на курорте в обществе чужого мальчика и брать на себя заботу о нем, не самое веселое занятие для взрослого мужчины. Впрочем, дядя Юра умел держать себя в руках и даже взял меня с собой на автомобильную поездку по побережью. Мы доехали с ним до Ливадийского дворца, который произвел на меня большое впечатление. Экскурсия по дворцу осталась у меня в памяти, как самое интересное событие, пусть я и не успел отразить это в своем дневнике.
Со дня на день мы ожидали приезда мамы, и в один из вечеров отправились ее встречать на пристань, куда причаливал пароход из Сочи. Возможно, дядя Юра предварительно созванивался с ней, чтобы узнать точную дату прибытия или они договорились об этом заранее, я не знаю, но что-то пошло не так, мама так и не появилась на Ялтинском причале. У нее в Сочах сложился роман с другим человеком, и она не видела смысла менять шило на мыло.
К чести дяди Юры, он умел держать удар. Он не бросил меня в Ялте и не сдал в комнату милиции. Через день или два, мы сели в его красный «Запорожец» и отправились в обратный путь. Дневник был забыт. Я был освобожден от обязанности штурмана, полностью сосредоточившись на дороге. Он объяснял мне мимоходом значение всех встречавшихся на пути дорожных знаков и я сильно продвинулся в знании правил дорожного движения. Еще бы немного, и он бы доверил мне руль. Во всяком случае, именно от него я впервые узнал основные принципы вождения автомобиля. Этот обратный путь домой нас где-то даже сблизил. Мы просто были с ними два мужчины, брошенные одной женщиной.
Мой настоящий отец в это время был в колонии-поселении. Мне было девять лет, когда в Никополь неожиданно вернулся отец и нагрянул к маме. К счастью, я в это время находился в пионерском лагере. Отец пробрался в квартиру и затаился в ней, дожидаясь ее прихода. Он был одет в черное, скорее всего он вернулся специально, чтобы ее убить. Мамау спасла природная интуиция, физическая сила и соседи. Когда мама посетила меня в лагере, я был напуган следами насилия на ее лице: налитые кровью белки глаз, искусанный до кости нос и руки. Мама сказала, что если бы с ней был я, то он бы убил и меня тоже. Однако, как заверила меня мама, опасность больше нам не угрожает, потому что папу поймали и посадили в тюрьму. Меня волновал вопрос сколько лет папа проведет в тюрьме. Четыре года показались мне не слишком большим сроком, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.