Домби и сын
Шрифт:
— Конечно, если бы ты предложила его, какъ нжная дочь; но такія до крайности оскорбительныя слова…
— Оскорбительныхъ рчей боле не будетъ. Надюсь, наши отношенія кончились. Идите своей дорогой и наслаждайтесь плодами своихъ трудовъ. Забавляйтесь, веселитесь, наряжайтесь, сколько вамъ угодно, и будьте счастливы. Цли нашихъ жизней достигнуты. Каждая изъ насъ пойдетъ своей дорогой. Съ этого часа ни слова о прошедшемъ. Прощаю вамъ вашу долю въ завтрашнемъ позор. За себя стану просить Бога.
Затмъ она пожелала м-съ Скьютонъ спокойной ночи и отправилась въ свою спальню твердымъ и мрнымъ шагомъ, который, казалось, подавлялъ всякое волненіе ея души,
Но тмъ большая тревога возстала въ этой душ, когда она осталась одна. Пятьсотъ разъ прошла она взадъ и впередъ между блестящими уборами къ завтрашнему утру. Ея волосы распустились, глаза горли лихорадочнымъ блескомъ, блая грудь побагровла отъ ударовъ ея мстительной руки, и она,
Наконецъ, случайно прикоснулась она къ отворенной двери, которая вела въ комнату Флоренсы.
Эдиь вздрогнула, остановилась и заглянула туда.
При свт мерцающей лампады она увидла спящую двушку въ расцвт невинности и красоты. Эдиь притаила дыханіе, и какая-то невольная сила повлекла ее къ Флоренс.
Ближе и ближе подходила она, и наконецъ, губы ея прильнули къ нжной рук, свсившейся съ постели. Это прикосновеніе имло дйствіе того ветхозавтнаго жезла, который нкогда источилъ живительную воду для народа, погибавшаго отъ жажды.
Эдиь стала на колни подл постели, спустила растрепанные волосы на подушку, и слезы ручьями заструились изъ ея глазъ.
Такъ провела Эдиь Грэйнджеръ послднюю ночь передъ свадьбой.
Глава XXXI
Свадьба
Разсвтъ, со своимъ безстрастнымъ, блднымъ лицомъ, робко прокрадывается въ церковь, подъ которой покоится прахъ маленькаго Павла и его матери, и уныло заглядываетъ въ окна. Холодно и мрачно. Ночь держится еще на мраморномъ полу и гнздится въ углахъ и закоулкахъ. Уже виденъ циферблатъ на часахъ высокой колокольни, еще срый и туманный, но готовый служить маякомъ на бурномъ мор человческихъ суетъ, еще не всплывішіхъ на поверхность посл вечерняго отлива. Спитъ утомленный городъ крпкимъ сномъ богатыря, и утренняя заря еще не сметъ заглянуть въ его окна.
Тревожно проносясь и летая вокругъ церкви, разсвтъ оплакиваетъ свое кратковременное царство, и слезы его капаютъ на стекла оконъ, и деревья вокругъ церковныхъ стнъ ровно склоняютъ свои головы, изъявляя сочувствіе дружескимъ шелестомъ льстьевъ. Ночь постепенно блднетъ и съ трепетомъ оставляетъ церковь, но еще упорно держится въ сводахъ и прячется среди гробовъ. Мало-по-малу наступаетъ день: колокольный циферблатъ очистился отъ сраго тумана, разсвтъ осушаетъ свои слезы, подавляетъ жалобы и, выгнавъ ночь изъ послдняго ея убжища, въ испуг запирается самъ въ церковныхъ сводахъ и между мертвецами, до тхъ поръ, пока свжая ночь въ свою очередь не выгонитъ его оттуда.
Полчища мышей, занимавшихся всю ночь молитвенниками усердныхъ христіанъ, спшатъ укрыться въ своихъ норахъ и въ испуг собираются вмст, заслышавъ шумъ y церковныхъ дверей. Сторожъ и надзиратель могилъ рано являются въ это утро; но еще раньше ихъ пришла и дожидалась въ церковной оград м-съ Миффъ, смотрительница церковныхъ ложъ {Въ англиканской церкви каждое семейство иметъ свое опредленное мсто, или ложу, pew. Смотритель этихъ ложъ, обязанный содержать въ чистот, запирать и отпирать ихъ, называется pew-opener. Мсто этого служителя, посл его смерти, иногда переходмтъ къ его вдов, которая тоже, какъ здсь м-съ Миффъ, называется pew-opener. Примч. перев.}, сухопарая, пискливая старуха въ нищенскомъ салоп.
Еще боле нищенская шляпка украшаетъ голову м-съ Миффъ, проникнутую неутолимой жаждой шиллинговъ и полушиллинговъ. Привычка заманивать въ ложи сообщила м-съ Миффъ какой-то видъ таинственности, и она получила удивительную способность распознавать, съ какой стороны больше можно надяться звонкой благостыни. Постители знали м-съ Миффъ, и м-съ Миффъ знала ихъ какъ нельзя лучше. Былъ когда-то, — a можетъ и не былъ, — лтъ двадцать назадъ м-ръ Миффъ, но его вс забыли, и м-съ Миффъ никогда на него не намекала. Оно и лучше. М-ръ Миффъ — не тмъ будь помянутъ — былъ большой вольнодумецъ и даже, говорятъ, держался мннія относительно свободныхъ мстъ {Назначеніе опредленныхъ мстъ для каждаго богомольца сопряжено съ неудобствами, и англиканское духовенство хотло отмнить этотъ обычай. Хлопоты не привели ни къ чему, и странный обычай остался въ прежнемь вид. Понятно теперь, въ чемъ заключалось вольнодумство м-ра Миффа, защищавшаго, наперекоръ личнымъ выгодамъ, необходимость оставить церковныя ложи свободными. Примч. перев.}. Конечно, м-съ Миффъ надется, что м-ръ Миффъ удостоился небеснаго блаженства, a можетъ быть, и не удостоился, какъ знать? — дло темное.
Много хлопотъ для м-съ Миффъ сегодня. Она чиститъ пелены, вытрясаетъ ковры, выбиваетъ подушки, и при этомъ языкъ ея не умолкаетъ ни на минуту. Свадьба будетъ, богатая свадьба. М-съ Миффъ наврно знаетъ, что перестройка дома и меблировка комнатъ стоили
Въ дом м-ра Домби усиленное деиженіе и суматоха, особенно, между женщинами. Вс он на ногахъ съ четырехъ часовъ утра и къ шести одты въ полномъ парад. Горничная, очевидно, оказываетъ величайшее, даже необыкновенное вниманіе къ особ м-ра Таулисона, и кухарка, за поданнымъ завтракомъ, остроумно замчаетъ, что одна свадьба всегда ведетъ другую: этому горничная не вритъ, и такое мнніе въ глазахъ ея не иметъ смысла. М-ръ Таулисонъ не длаетъ никакихъ замчаній, и вообще онъ немножко сердитъ, что наняли какого-то иностранца съ бакенбардами — y Таулисона нтъ бакенбанрдъ — провожать счастливую чету въ Парижъ. М-ръ Таулисонъ того мннія, что нечего ждать добра отъ иностранцевъ, что вс они никуда не годятся. Дамы находятъ, что это въ нкоторомъ род предразсудокъ, a м-ръ Таулисонъ говоритъ: "хорошъ предразсудокъ! взгляните-ка на Бонапарта: онъ былъ первый между ними, зато и нагадилъ больше всхъ!" — "Справедливо, м-ръ Таулисонъ", заключаетъ горничная.
Кондитеръ съ самаго утра готовитъ великолпный завтракъ въ резиденціи м-съ Скьютонъ, и высочайшіе лакеи смотрятъ на него съ нкоторымъ изумленіемъ. Отъ одного изъ нихъ сильно несетъ хересомъ, и въ глазахъ его предметы начинаютъ принимать странныя формы. Сознавая въ себ эту слабость, молодой человкъ говоритъ, что y него мишень, то есть, мигрень, хотлъ онъ сказать — и не сказалъ.
Колокольные звонари давно пронюхали богатую свадьбу и длаютъ за городомъ симфоническія репетиціи. Бубенщики съ косарями {Есть въ Лондон особая шайка промышленниковъ, — marццц-bonеs and clavers, ремесло которыхъ состоить въ нарушеніи спокойствія новобрачныхъ. Лишь только новобрачные, по выход изъ церкви, сядутъ за столъ, они схватываютъ кости, дубины, черепки и подымаютъ адскій гвалтъ на цлую улицу. Только значительная сумма денегъ заставляетъ ихъ удалиться или не приходить. совсмъ. Примч. перев.} и трубачи предчувствуютъ отмнную добычу. Первые заране угрожаютъ своимъ нашествіемъ и соглашаются только въ случа щедрой платы пощадить аристократическіе уши оть демонской тревоги; послдніе отправляютъ депутата въ особ искуснаго тромбона, который стоитъ за угломъ и выжидаетъ мясника, чтобы освдомиться о мст и час параднаго завтрака. Тревожное ожиданіе проникаетъ въ отдаленныя захолустья Лондона. Съ Чистыхъ Прудовъ приводитъ м-ръ Перчъ свою супругу къ служанкамъ м-ра Домби, съ которыми она отправится въ церковь смотрть свадьбу. М-ръ Тутсъ въ своихъ апартаментахъ облекается въ произведенія Борджессъ и Компаніи: онъ будетъ смотрть на торжественный обрядъ изъ секретнаго угла на галлере, куда поведетъ и Лапчатаго Гуся. Тамъ, наконецъ, м-ръ Тутсъ располагаетъ открыть своему наставнику всю правду истинную и сказать ему: "Конечно, другъ любезный, не хочу больше тебя обманывать: пріятель, на котораго столько разъ я намекалъ, не кто другой, какъ самъ я. Миссъ Домби — предметъ моей страсти. Что теперь y тебя на ум, и какой совтъ подашь ты своему нжному другу?" A между тмъ Лапчатый Гусь, въ ожиданіи сюрприза, сидитъ на кухн м-ра Тутса, клюетъ бифштексъ и засовываетъ свой клювъ въ кружку шотландскаго пива. На Княгининомъ Лугу м-съ Токсъ суетится возл своего гардероба: и она, огорченная два, ршается подарить шиллингъ м-съ Миффъ и посмотрть изъ потаеннаго уголка на пышную церемонію, сокрушившую роковымъ ударомъ ея чувствительное сердце. Квартира деревяннаго мичмана оживлена необыкновенной дятельностью. Капитанъ Куттль въ странныхъ полусапожкахъ и высочайшихъ воротничкахъ сидитъ въ полномъ парад за своимъ завтракомъ и внимательно слушаетъ Тудля, который, по его приказанію, читаетъ для него внчальную службу, дабы капитанъ во всей ясности мотъ разумть въ самой церкви торжественную назидательность этого таинства. Для этой цли капитанъ съ важностью даетъ по временамъ приказанія своему чтецу врод слдующихъ: "Станьте на якорь, любезный. Переверните листокъ и читайте снова. Вы за пастора, a я буду говорить: аминь". Проба кончилась удовлетворительнымъ образомъ, и капитанъ заране проникся благоговйнымъ духомъ.