Домби и сын

Диккенс Чарльз

Карета y воротъ. Молодая сходитъ въ залу, гд ее встрчаетъ м-ръ Домби въ дорожномъ костюм. Флоренса также готова къ отъзду, и миссъ Сусанна Нипперъ, занимавшая среднее положеніе между гостиной и кухней, собирается вмст съ нею. Выходитъ Эдиь, и Флоренса бросается къ ней съ прощальными объятіями.

Отчего же Эдиь дрожитъ въ этихъ объятіяхъ? Разв ей холодно? Или въ объятіяхъ Флоренсы заключена таинственная сила, распространяющая невольный трепетъ по прекраснымъ членамъ? Отчего, наконецъ, съ такою судорожною поспшностью Эдиь вырывается изъ этихъ объятій, выбгаетъ изъ залы и садится въ карету?

Ухала м-съ Домби, и не слышно боле шуму отъ колесъ дорожнаго экипажа. М-съ Скьютонъ, пораженная

въ чувствительное сердце матери, сидитъ на соф въ положеніи Клеопатры и проливаетъ горькія слезы. Майоръ, выходя съ гостями изъ столовой, старается утшить ее; но вс усилія безполезны, и онъ оставляетъ неутшную мать. Кузенъ Фениксь также прощается съ Клеопатрой, и м-ръ Каркеръ слдуетъ его примру. Нтъ боле гостей. Оставшись одна, Клеопатра чувствуетъ легкое головокруженіе и, удалившись въ спальню, засыпаетъ крпкимъ сномъ.

Въ нижнемъ этаж y всхъ страшное головокруженіе. Высочайшій джентльменъ, страдающій «мишенью», по-видимому, приклеилъ свою голову къ столу и никакъ не можетъ ее оторвать. Бурный переворотъ совершился въ мозгу y м-съ Перчъ, и она, въ порыв негодованія противъ м-ра Перча, жалуется кухарк, что онъ уже не такъ привязанъ къ своей семь, какъ въ прежнее время, когда ихъ было только десятеро. У Таулисона звенитъ въ ушахъ, и около его головы кружится какое-то огромное колесо. Горничную мучитъ сомнніе, гршно или нтъ желать чьей-либо смерти.

М-съ Скьютонъ почиваетъ наверху уже два часа, но въ кухн отдыхъ еще не начинался. Черные гербы въ столовой комнат съ негодованіемъ взираютъ на хлбныя крошки, грязныя блюда, винные брызги, полурастаявшій ледъ, раковую скорлупу, объдки куриныхъ ножекъ и на мягкое желе, постепенно превратившееся въ тепловатый гуммиластическій супъ. Свадебное торжество почти такъ же потеряло всю свою прелесть, какъ и завтракъ. Служанки м-ра Домби вдаются въ нравственныя назиданія, жалютъ о невинномъ препровожденіи времени подл домашняго очага за чайнымъ столикомъ, и къ восьми часамъ вечера вс вообще настраиваютъ себя на самый серьезный тонъ. Въ это время прибылъ м-ръ Перчъ въ бломъ жилет и сизомъ фрак, подъ куражемъ и въ самомъ веселомъ расположеніи духа, съ полною готовностью прокутить цлую ночь; но его, къ величайшеу изумленію, принимаютъ очень холодно и навязываютъ ему м-съ Перчъ, больную и разслабленную, съ которою онъ тотчасъ же и отпрабляется на Чистые Пруды въ первомъ омнибус.

Ночь. Осмотрвъ великолпныя залы преобразованнаго дома, Флоренса уходитъ въ свою комнату, гд заботливость Эдии окружила ее роскошнымъ комфортомъ. Она сбрасываетъ съ себя пышные наряды, надваетъ прежнее простое черное платьице и садится читать въ присутствіи Діогена, который моргаетъ и косится на свою хозяйку. Но Флоренса не можетъ читать въ этотъ вечеръ. Домъ ей кажется страннымъ, и громкое эхо пугаетъ ее. Какое-то уныніе давитъ сердце, и ей тяжело, хотя она сама не понимаетъ отчего. Флоренса закрываетъ книгу, и невжливый Діогенъ, принимая такое дйствіе за поданный сигналъ, кладетъ къ ней на колни свои лапы и трется ушами о ея ласкающія руки. Но Флоренса на этотъ разъ не видитъ его ясно: туманъ въ ея глазахъ, и проносятся въ немъ въ вид свтоносныхъ ангеловъ ея покойный братъ и ея покойная мать. A Вальтеръ, бдный, плавающій по бурному морю племянникъ дяди Соля, о, гд бдный Вальтеръ?

Майоръ, конечно, ничего этого не знаетъ. Всхрапнувъ часика два, три посл полудня, майоръ Багстокъ пообдалъ въ своемъ клуб и теперь сидитъ за бутылкою вина, осаждая скромнаго молодаго человка безчисленными анекдотами о Багсток, сударь мой, который былъ y Домби на свадьб и подружился съ лордомъ Фениксомъ, анаемски лукавымъ джентльменомъ. Молодой человкъ готовъ бы дать порядочную сумму, чтобы откупиться отъ этихъ анекдотовъ, но… увы! краснорчіе брызжетъ фонтанами

изъ устъ майора, и онъ, бдный юноша съ розовыми щеками, принужденъ сидть и слушать. Кузенъ Фениксъ между тмъ сидитъ за игорнымъ столомъ въ одномъ почтенномъ дом, куда, быть можетъ, ненарокомъ завели его упрямыя ноги.

Ночь, какъ несокрушимый гигантъ, вторгается въ церковь и распространяетъ свое владычество среди безмолвныхъ стнъ. Блдный разсвтъ опять заглядываетъ въ окна и, уступая мсто дню, подсматриваетъ, какъ ночь удаляется подъ своды, идетъ за нею, прогоняетъ ее и самъ скрывается среди мертвецовъ. Робкія мыши опять собираются вмст, заслышавъ шумъ y церковныхъ дверей. М-съ Миффъ и м-ръ Саундсъ, неразлучные какъ супруги, связанные несокрушимой цпью, входятъ въ безмолвный храмъ для своихъ обычныхъ занятій. Въ условный часъ опять они на церковной паперти ожидаютъ новаго жениха и новую невсту, и опять сей мужъ беретъ сію женщину, и сія женщина беретъ онаго мужа, дабы, какъ гласитъ англиканская формула:

"Отъ сего часа любить и содержать въ болзни и въ здоровьи, въ богатств и нищет, въ лпот и безобразіи, дондеже смерть ихъ не разлучитъ".

Эти именно слова повторяетъ м-ръ Каркеръ, прозжая на другой день въ Сити своей обыкновенной дороіой.

Глава XXXII

Деревянный мичманъ разбивается вдребезги

Прошли цлыя недли безъ всякой тревоги въ укрпленномъ гарнизон, но честный капитанъ Куттль не ослабилъ ни одной изъ благоразумныхъ мръ, принятыхъ на случай непріятельскаго нападенія. Настоящая тишина, разсуждалъ капитанъ, была слишкомъ глубока и чудесна, чтобы разсчитывать на ея продолжителыюсть: погода совсмъ неожиданно могла перемниться, и буйный втеръ утащилъ бы лощеную шляпу на тотъ конецъ свта. Постигая въ совершенств неустрашимый и ршительный характеръ м-съ Макъ Стингеръ, капитанъ не сомнвался, что эта героиня посвятитъ себя его преслдованію въ самыхъ сокровенныхъ и недоступныхъ убжищахъ. По всмъ этимъ причинамъ, капитанъ велъ уединенную и почти затворническую жизнь. Онъ выходилъ только по сумеркамъ, да и то позволялъ себ гулять не иначе, какъ по глухимъ и безлюднымъ переулкамъ. Женскія шляпки наводили на него паническій страхъ, какъ будто ихъ носили яростныя львицы. По воскресеньямъ капитанъ не выходилъ никуда, ни по какому поводу.

Возможность сопротивленія, въ случа несчастной встрчи съ м-съ Макъ Стингеръ, доброму капитану не приходила и въ голову. Онъ чувствовалъ, что при такой бд станетъ вести себя какъ смирная овечка и заране видлъ умственнымъ окомъ, какъ его, раба Божія, сажаютъ въ наемную карету и везутъ на Корабельную площадь. Разъ заключенный въ девятый номеръ, онъ погибнетъ на вки вчные: его шляпу унесутъ, и строжайшій арестъ будетъ его удломъ день и ночь подъ бдительнымъ присмотромъ самой м-съ Макъ Стингеръ. Упреки на его голову посыплются въ присутствіи невинныхъ дтей, безъ пощады и безъ милосердія. Самъ для себя онъ сдлается преступнымъ предметомъ раскаянія и безполезныхъ угрызеній: невинные птенцы станутъ его чуждаться какъ дикаго буки, a мать ихъ въ пойманномъ измнник будетъ видть ожесточеннаго злодя.

Потъ лилъ градомъ съ широкаго чела капитана, какъ скоро эта мрачная картина представлялась его воображенію, и вообще передъ вечеромъ имъ овладвало страшное безпокойство, когда онъ готовился выходить изъ своей крпости по дламъ. Сознавая всю опасность предстоявшаго путешествія, Куттль, по обыкновенію, торжественно прощался съ Точильщикомъ, какъ человкъ, который не долженъ боле воротиться. Въ эти торжественныя минуты онъ уговаривалъ Робина неуклонно идти по стезямъ добродтели, чистить магазинъ, содержать въ исправности мдные инструменты и не поминать его лихомъ, если, паче чаянія, онъ пропадетъ безъ всти.