Домби и сын
Шрифт:
Вплоть до настоящей минуты капитанъ, подобно всякому смертному въ этомъ положеніи, отнюдь не подозрвалъ, какъ много надежды таилось въ его растерзанномъ сердц; но теперь надъ нимъ разразился роковой ударъ смерти. Въ продолженіе чтенія и минуты дв посл онъ неподвижно сидлъ, какъ истуканъ, обративъ окаменлый взоръ на м-ра Тутса. Потомъ онъ вдругъ сдлалъ движеніе, схватилъ лощеную шляпу, которая въ честь постителя лежала на стол, обратился къ нему спиной и прислонился головою къ камину.
— О, Творецъ небесный! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ, растроганный до глубины души неожиданной грустью капитана, — какія ужасныя страсти на этомъ треклятомъ свт! Всегда кто-нибудь умираетъ или попадается впросакъ, и нтъ конца и счету всмъ этимъ ужасамъ. Вотъ теб и раздольный
Капитанъ, не перемняя положенія, сдлалъ знакъ своему гостю, чтобы тотъ о немъ не безпокоился; потомъ, надвинувъ шляпу до ушей и выступая впередъ, онъ зарыдалъ:
— О, Вальтеръ, милый Вальтеръ, прощай! дитя мое, отрокъ мой, юноша прекрасный, я любилъ тебя! Ты не отъ плоти моей и не отъ крови моей, бдный Вальтеръ, но все, что чувствуетъ отецъ, теряя сына, чувствую теперь я, лишаясь своего милаго Вальтера. A почему? потому, что здсь въ одной потер цлыя дюжины потерь. Гд этотъ юный школьникъ съ розовымъ личикомъ и курчавыми волосами, который бывало каждую недлю приходилъ въ эту гостиную, игривый и веселый, какъ Божья птичка? Погибъ вмст съ Вальтеромъ. Гд этотъ свжій мальчикъ, который стыдился. и краснлъ, какъ маковъ цвтъ, когда мы дразнили его прекраснымъ женихомъ нашей ненаглядной голубицы? Погибъ вмст съ Вальтеромъ. Гд этотъ бдный, огненный юноша, который ухаживалъ, какъ нянька, за бднымъ старикомъ и никогда не заботился о себ? Погибъ вмст съ Вальтеромъ. О да, о да! не одинъ здсь Вальтеръ, a цлыя дюжины, и всхъ ихъ я любилъ, и вс они уцпились за одного Вальтера, который потонулъ, и я тону вмст съ ними, тону, тону!
М-ръ Тутсъ сидлъ молча, перевертывая на ко лняхъ газету съ возможною осторожностью.
— Соломонъ, Соломонъ! о бдный б_е_з_п_л_е_м_я_н_н_ы_й старикъ Соломонъ! куда ты скрылся, куда отлетлъ? Тебя оставили на мои руки, и послднія слова его были: "Береги моего дядю!" Что же сталось съ тобой, Соломонъ? Какую мысль скрывалъ ты въ своей душ, когда хитрилъ передъ старымъ другомъ и обманывалъ своего Неда Куттля? Что теперь скажу я твоему племяннику, который смотритъ на меня съ высоты неба и спрашиваетъ о теб? Соль Гильсъ! Соль Гильсъ! — продолжалъ капитанъ, слегка качая головой, — попадись теб эта газета на чужбин, тамъ, гд никто не знаетъ милаго Вальтера, гд не съ кмъ промолвить о немъ словечка, тебя, мой другъ, накренитъ до затылка, и пойдешь ты ко дну съ руками и ногами!
Испустивъ глубокій вздохъ, капитанъ обратился, наконецъ, къ м-ру Тутсу, совсмъ забытому во время этой іереміады.
— Вы должны, мой другъ, сказать молодой женщин откровенно, что роковое извстіе справедливо. Объ этихъ вещахъ не сочиняютъ романовъ. Объявленіе внесено въ корабельный журналъ, a это самая правдивая книга, какую только можетъ написать человекъ. Завтра поутру, пожалуй я отправлюсь на развдки, только это ни къ чему доброму не поведетъ. Потрудитесь завернуть ко мн передъ обдомъ: я сообшу вамъ все, что услышу; но скажите молодой женщин именемъ Куттля, что все погибло, все!
И капитанъ, скинувъ лощеную шляпу, вьтнуль оттуда карманный платокъ, вытеръ свою посдвшую голову и опять всунулъ платокъ съ равнодушіемъ глубокаго отчаянія.
— О, увряю васъ, капитанъ, — сказалъ м-ръ Тутсъ, — я въ совершенномъ отчаяніи, Ей-Богу, правда, хотя я не былъ знакомъ съ этимъ молодымъ человкомъ. Какъ вы думаете, миссъ Домби будетъ очень печальна, капитанъ Гильсъ… то есть м-ръ Куттль?
— Господи, помилуй! — воскликнулъ капитанъ, очевидно изумленный невинностью м-ръ Тутса, — да когда она была не выше вотъ этого, они уже были влюблены другъ въ друга, какъ нжные голубки.
— Неужто! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ.
— Они были сотворены другъ для друга, — продолжалъ капитанъ печально, — да что въ этомъ толку теперь?
— Клянусь честью, капитанъ, я теперь даже больше въ отчаяніи, чмъ прежде. Вы знаете, я ршительно обожаю миссъ Домби, я… я…
Несчастный м-ръ Тутсъ исповдался съ величайшей энергіей, и жесты, которые онъ длалъ, ручались за искренность его чувствъ.
— Но на какого дьявола вс эти чувства, если бы я не былъ огорченъ несчастьемъ миссъ Домби, какая бы ни была его причина. Моя страсть, капитанъ Гильсъ, безкорыстная страсть, вы знаете. Это страсть, м-ръ Куттль… да что тутъ толковать! Если бы для удовольствія миссъ Домби нужно было подкатиться подъ колеса кареты, или броситься съ пятаго этажа, или повситься на перекрестк, или что-нибудь въ этомъ род, Ей-Богу, капитанъ Гильсъ, я бы мигомъ все это сдлалъ и считалъ бы себя счастливйшим ь человкомъ.
Все это, однако, было произнесено съ натугой и вполголоса для предупрежденія ревнивыхъ ушей Лапчатаго Гуся, который не слишкомъ жаловалъ сердечныя изліянія. При такомъ усиліи подавить взволнованныя чувства, м-ръ Тутсъ раскраснлся до самыхъ ушей, и его особа представила глазамъ капитаиа самое трогательное зрлище безкорыстной любви. Въ знакъ искренняго сочувствія, добрый капитанъ иогладилъ своего гостя по спин и совтовалъ не унывать.
— Благодарю васъ, капитанъ Гильсъ, благодарю, это очень любезно съ вашей стороны утшать горемыку, когда тоска обуяла васъ самихъ еще, можетъ, больше моего. Премного вамъ обязанъ, м-ръ Гильсъ. У меня, какъ я уже говорилъ, ршительно нтъ друга, и я чрезвычайно радъ, что познакомился съ вами. При всемъ богатств — a я очень богатъ, — продолжалъ м-ръ Тутсъ энергическимъ тономъ, — вы не можете представить, какая я бдная скотина. Ротози думаютъ, что я очень счастливъ, когда видятъ меня съ Лапчатымъ Гусемъ и другими знакомыми особами; a я, что называется, хуже всякой собаки. Я тоскую, капитанъ Гильсъ, день и ночь тоскую по миссъ Домби. Меня отбило отъ ды, a портной ужъ и на умъ не идетъ. Часто я плачу, какъ ребенокъ, когда сижу одинъ на диван. Увряю васъ, мн очень пріятно будетъ зайти къ намъ завтра поутру. если хотите, я буду пожалуй заходить къ вамъ по пятидесяти разъ въ сутки.
Съ этими словами м-ръ Тутсъ дружески пожалъ капитанскую руку и, подавивъ, сколько было можно, внутреннее волненіе, вышелъ изъ гостиной въ магазинъ, гд дожидался его знаменитый боксеръ, Лапчатый Гусь, готовый ревновать ко всякому постороннему вліянію надъ своимъ питомцемъ, искоса и даже сердито посмотрлъ на капитана, когда тотъ прощался съ м-ромъ Тутсомъ, однако, ничмъ боле не обнаружилъ своего недоброжелательства и безмолвно вышелъ изъ дверей, оставивъ въ необыкновенномъ восторг Робина, который цлыхъ полчаса имлъ высокую честь сидть съ глазу на глазъ съ великимъ побдителемъ шропшейрскаго силача.
Уже давно Точильщикъ храплъ въ мертвую голову подъ прилавкомъ, a капитанъ все еще сидлъ y камина и смотрлъ на догоравшій огонь. Истллъ огонь и превратился въ золу, но капитанъ не отошелъ отъ каминной ршетки, и думы, одна другой мрачне, толпами носились передъ его умственнымъ взоромъ. Наконецъ, онъ удалился въ спальню старика Соля, но и тамъ ни на одно мгновенье не оставили его мрачныя мысли: капитанъ оставилъ постель съ разсвтомъ, задумчивый и грустный.
Какъ скоро отворились конторы въ Сити, капитанъ направилъ свои шаги по направленію къ фирм Домби и Сына. Окна деревяннаго мичмана этимъ утромъ не освщались: Робъ, по приказанію капитана, не отворялъ ставней, и домъ по виду своему превратился въ жилище смерти.
Случилось такъ, что м-ръ Каркеръ прибылъ въ контору въ то самое время, когда капитанъ подошелъ къ дверямъ.
Не отвчая ничего на привтствіе главнаго приказчика, Куттль съ важнымъ видомъ послдовалъ за нимъ въ его кабинетъ.
— Что скажете, капитанъ Куттль? — началъ м-ръ Каркеръ, скидая шляпу и занимая свое обыкновенное мсто передъ каминомъ. — Говорите скоре: y насъ сегодня бездна хлопотъ.
— Читали вы, сэръ, вчерашнее объявленіе въ газетахъ? — спросилъ капитанъ.
— Читалъ. У нась все приведено въ ясности. Объявленіе подробко и точно. Подписчики должны потерпть значительный уронъ. Мы очень жалемъ. Что длать? такова жизнь!