Домби и сын

Диккенс Чарльз

Въ этой измненной форм капитанъ имлъ честь принимать y себя передъ обдомъ м-ра Тутса.

— Я теперь на экватор, молодой человкъ, и могу только иодтвердить вчерашнія новости! Скажите молодой женщин, чтобы она осторожно сообщила объ этомъ молодой леди, и скажите еще, чтобы он об не думали больше о капитан Куттл, хотя самъ я буду думать о нихъ, когда ураганы омрачатъ горизонтъ и волны разъярятся на бурномъ мор… пріищите это мсто y доктора Уатса и положите закладку {Doctor Watts — извстный сочинитель молитвъ и гимновъ; но капитанъ Куттль здсь, какъ и везд, длаетъ неврную цитату, выхвативъ нсколько словъ изъ матросской псни и приписавъ ихъ Уатсу. Примч. перев.}.

Разсмотрніе дружескихъ

проектовъ м-ра Тутса капитанъ отложилъ до удобнйшаго времени и поспшил] проститься съ этимъ джентльменомъ. Духъ капитана Куттля разстроился до такой степени, что онъ почти ршился въ этотъ день не принимать предосторожностей противъ вторженія м-съ Макъ Стингеръ и безпечно оставить себя на произволъ слпого рока, не помышляя о томъ, что можетъ случиться. Къ вечеру, однако, ему замтно сдлалось лучше, и онъ разговорился съ Робиномъ о Вальтер, причемъ весьма лестно и благосклонно отозвался объ усердіи и врности самого Робина. Точильщикъ не красня слушалъ вс эти похвалы и, вытаращивъ глаза на своего хозяина, притворился растроганнымъ до слезъ отъ глубокаго сочувствія. Въ то же время онъ старался удержать въ своей голов съ наивозможною точностью вс слова и жесты капитана, чтобы при первомъ случа представить подробный рапортъ м-ру Каркеру. Шпіонъ!

Какъ скоро Точильщикъ заснулъ крпкимъ сномъ подъ своимъ прилавкомъ, капитанъ зажегъ восковую свчу, надлъ очки — при вступленіи въ магазинъ инструментальнаго мастера онъ считалъ непремнною обязанностью надвать очки, хотя y него зрніе было ястребиное — и открылъ молитвенникъ на стать: «Панихида». Долго и усердно читалъ капитанъ, останавливаясь по временамъ, чтобы отереть глаза, съ благоговніемъ поручая душу своего друга Господу Богу. Вчная теб память, Вальтеръ Гэй!

Глава XXXIII

Контрасты

Взглянемъ теперь на два дома, не близкіе одинъ отъ другого, однако, и не такъ отдаленные, чтобы сообщеніе между ними могло казаться затруднительнымъ въ этомъ огромномъ город, Лондон.

Первый стоитъ въ зеленомъ и лсистомъ предмстьи близъ Норвуда. Это — не чертогъ. Но безъ малйшей претензіи на огромность, домикъ расположенъ прекрасно и обстроенъ со вкусомъ. Уютная терраса, покрытая дерномъ, цвтникъ, группы деревъ, изъ которыхъ выдляются прелестныя формы ивы и ясеня, оранжерея, сельская веранда съ пахучими растеніями, обвившимися вокругъ столбиковъ, простая наружность дома, хорошо расположенныя пристройки, — все это въ миніатюрныхъ размрахъ, приспособленныхъ къ деревенскому хозяйству, но во всемъ изобиліе изящества и комфорта, котораго до стало бы и на дворецъ. Это сказано не безъ основанія. При вход въ домикъ васъ поражаютъ изысканность и роскошь, и вы удивляетесь богатйшему колориту, съ которымъ встрчается вашъ глазъ на каждомъ шагу. Мебель превосходно приспособлена къ устройству и объему маленькихъ комнатъ; затйливыя стекляныя двери и окна пропускаютъ свту ни больше ни меньше, какъ сколько нужно для освщенія предметовъ на полу и на стнахъ. Здсь — небольшая коллекція эстамповъ и картинъ; тамъ — въ красивыхъ углубленіяхъ отборныя книги, a тутъ — фантастическія шахматы, игральныя кости, триктракъ, карты, билліарды.

И между тмъ, среди этого комфорта вы какъ-то недовольны общимъ впечатлніемъ домика съ его фантастической обстановкой. Отчего же это? Неужели ковры и подушки уже черезчуръ мягки и безшумны, такъ-что кто садится въ нихъ, садится какъ-будто украдкой. Неужели эстампы и картины не напоминаютъ вамъ великихъ мыслей или подвиговъ и представляютъ только сладострастныя формы, затйливыя фигуры, и больше ничего? Неужели книги въ золотыхъ обрзахъ принадлежатъ по своимъ заглавіямъ къ одной и той же категоріи съ эстампами и картинами? Неужели полнота и общее довольство опровергаются здсь и тамъ аффектаціею скромности и униженія, столько же фальшиваго, какъ лицо слишкомъ

врнаго портрета, висящаго на стн, или его оригинала, который подъ нимъ завтракаетъ въ своихъ спокойныхъ креслахъ? Неужели, наконецъ, хозяинъ домика, отдляя чрезъ ежедневное дыханье частицу самого себя, мало-по-малу сообщилъ всмъ этимъ предметамъ неопредленное выраженіе собственной личности?

Итакъ, м-ръ Каркеръ, главный приказчикъ, кушаетъ свой завтракъ. Красивый попугай въ блестящей клтк на стол рвется, клюетъ проволоку и, гуляя подъ куполомъ вверхъ ногами, трясетъ свой домикъ и кричитъ; но м-ръ Каркеръ, не обращая вниманія на птицу, пристально и съ улыбкой вглядывается въ картину на противоположной стн.

— Необыкновенное случайное сходство! — восклицаетъ м-ръ Каркеръ.

Чтоже это такое? Юнона? или просто какая-нибудь нимфа извстнаго сорта? Это фигура женщины, красавицы необыкновенной. Она немного отворотилась, но лицо ея обращено на зрителя, и она бросаетъ на него надменный взглядъ.

Удивительно похожа на Эдиь!

М-ръ Каркеръ улыбается и, продолжая смотрть на картину, длаетъ жестъ… угрозы? нтъ, однако, похожій на угрозу. Или этимъ выражалось сознаніе собственнаго торжества? нтъ, однако, почти такъ. Или онъ имлъ дерзость послать воздушный поцлуй? нтъ, a пожалуй, что и такъ. Сдлавъ этоть многозначительный жестъ, м-ръ Каркеръ продолжаетъ завтракъ и смотритъ на заморскую плнную птицу, которая теперь барахтается въ вызолоченной клтк около обруча, очень похожаго на обручальное кольцо, и безъ устали махаетъ крыльями для удовольствія своего хозяина.

Другой домъ находится на противоположной сторон Лондона подл большой Сверной дороги, нкогда дятельной и шумной, теперь заброшенной, пустой, и по которой тянутся только пшеходы за насущнымъ кускомъ хлба. Домикъ — бдный, тсный, скудно меблированный, но чистый и опрятный, даже съ претензіями на нкоторый комфортъ, обнаружившійся въ цвтахъ на окнахъ и разведенныхъ въ небольшомъ палисадник. Окружающая перспектива не иметъ опредленнаго характера и значенія. Лежитъ скромный домикъ не то, чтобы за городомъ, но и не то, чтобы въ город. Какъ могучій богатырь, собравшійся въ отдаленный путь, гигантскій городъ перешагнулъ черезъ это мсто и потащилъ впередъ свои кирпичныя и глиняныя ноги, но промежуточное пространство между этими ногами все еще остается блднымъ предмстьемъ, и здсь-то, между высокими трубами, изрыгающими день и ночь густые клубы дыму, уединенно расположенъ этотъ второй домикъ фасадомъ на поляну, гд растутъ крапива и полынь, и куда въ эту минуту въ сотый разъ ненарокомъ забрелъ птичій охотникъ, который даетъ себ клятву никогда больше не заглядывать въ это дикое захолустье.

Живетъ здсь особа, оставившая первый домъ изъ преданности къ несчастному брату. Тамъ была она единственнымъ ангеломъ, сообщавшимъ жизнь и движеніе роскошной вилл, и хотя м-ръ Каркеръ пересталъ ее любить посл того, что онъ назвалъ ея неблагодарностью, хотя, въ свою очередь, онъ оставилъ ее совершенно, однако же, воспоминаніе о ней еще не умерло даже въ его сердц и не изгладилось въ его дом; ея цвтникъ поддерживается въ прежнемь вид, какъ-будто вчера только оставленный заботливой хозяйкой, хотя м-ръ Каркеръ не заглядываетъ въ него никогда.

Много съ той поры измнилась Герріэтъ Каркеръ, но не время набросило на ея красоту тнь печали, безпокойства и ежедневной борьбы съ бдственнымъ бытіемъ. При всемъ томъ Герріэтъ Каркеръ еще красавица, кроткая, спокойная, одинокая, удаленная отъ всхъ, для кого должны были расцвтать ея двственныя прелести.

Да, никто не знаетъ Гарріэтъ Каркеръ. Никто не обращаетъ вниманія на двушку въ ея бдномъ плать домашняго издлія и увядающую со дня на день. И живетъ она въ забвеніи, въ совершенномъ удаленіи отъ свта, отдавшись скромнымъ и скучнымъ домашнимъ добродтелямъ, не имющимъ ничего общаго съ принятыми понятіями о высокихъ подвигахъ героизма и самогюжертвованія…