Домик на Волге
Шрифт:
Перед приездом жениха Катя хотела сказать ему, кто такой их гость. Но, оставшись с ним наедине, она ничего ему не сказала и отрекомендовала Владимира просто как друга Вани.
Крутиков окинул его быстрым взглядом. Владимир имел довольно приличный вид: на другой же день после своего водворения он через приказчика Прозоровой купил себе из города немного белья и некоторые другие необходимые вещи. Но во всем его обличье было что-то, сразу заставившее Крутикова причислить его к той категории людей, которых он особенно ненавидел и к которым принадлежал
"Одного поля ягода!
– решил он про себя.-Как только он сюда попал?"
– В Петербурге изволите проживать?
– любезно осведомился он.
– Как придется, - уклончиво отвечал Владимир.
– Больше в Петербурге; бываю, впрочем, и в других городах.
– Так, так. По службе, значит, ездить изволите?
– Конечно, по службе. А то с чего бы мыкаться?
– отвечал Владимир с едва заметной иронией.
– Нельзя человеку без службы по нонешним временам.
Крутиков хотел было спросить гостя, где он служит, но удержался. У Владимира был такой явно не служилый вид, что Крутикову стало очевидно, что он либо врет, либо смеется.
– Давно изволили пожаловать в наши палестины ?
– любезно спросил он, чтобы переменить разговор.
– С неделю, - отвечал Владимир.
– Прекрасное время выбрать изволили. Теперь у нас на Волге благодать. Вы пароходом изволили приехать, осмелюсь спросить?
– Нет, я изволил ехать по железной дороге,- с усмешкой отвечал Владимир.
Его раздражал этот неформальный допрос, но вместе ему забавно было представить себе, какую рожу скорчил бы этот самодовольный помпадур, если б узнал, каким образом он "изволил" сюда пропутешествовать. Пока он, очевидно, ничего не знал, и Владимир был очень благодарен за это Кате.
Крутикова покоробило от шутливого тона гостя, который он считал дерзостью. Он устремил на Владимира пронизывающий, сыщнический взгляд.
У него уже несколько времени мелькала в голове догадка, ставшая понемногу уверенностью, что этот жиденький молодой человек не кто иной, как бежавший с дороги политический, которого так усердно разыскивали в городе. Время его появления и приметы, все подходило. Но как он сюда попал? Как Катя ему ничего не сказала? Неужели она в заговоре против него с этим молодцом? Или сама ничего не знает?
Он решил продолжать свой легонький допросец. Но Катя позвала всех к столу. Она была все время как на иголках и воспользовалась первым предлогом, чтобы прервать разговор, грозивший сделаться опасным.
Крутиков повел свою невесту к столу и сел с ней рядом. Владимир поместился насупротив, с матерью. За столом Крутиков разговаривал почти один, рассказывая про службу, про губернатора, причем явно хвастался своею близостью к нему. Старуха Прозорова совсем таяла, слушая эти рассказы.
Но вдруг Крутиков с самым невинным видом спросил ее:
– А слышали ли вы, матушка, новость: у нас политический от жандармов убежал, выскочивши из вагона?
– Как же, слышала. Катя мне что-то
Крутиков пересолил. Он задал свой вопрос так небрежно, что он только усыпил Прозорову, а не встревожил.
– Как, и вы уже слышали?
– обратился он к Кате с наивным видом.
– Да, слышала, - хмуро отвечала Катя, вставая изза стола.
– Идемте пить кофе в гостиную. Здесь душно.
Терпеть не могу, когда за столом... спорят, - прибавила она, хотя никто в этот раз не спорил.
Крутиков посмотрел на нее сбоку. "Он все знает и в заговоре против меня", - стало для него несомненно.
Он опешил и замолчал.В гостиной он сидел угрюмый; потом подошел к своей невесте и отвел ее в сторону. Они о чем-то оживленно стали разговаривать.
"Мирятся!" - решил про себя Владимир.
Отпив свою чашку, он ушел к себе.
Оставаться долее в этом доме ему было невыносимо, отвратительно. Нужно уйти, бежать сейчас, сию минуту. Ему неприятно было уйти точно тайком от Кати. Но она поймет. Он ей оставит письмо.
Тотчас же он стал писать. Письмо ему не понравилось. Он его сжег. Потом написал другое и тоже сжег и кончил тем, что оставил три строчки:
"Благодарю горячо за все, что вы для меня сделали, и прошу извинить, что вынужден покинуть ваш кров, не простившись с вами".
Он подписал: "Ваш Владимир Волгин", - и вложил эту записку в ту самую книгу на этажерке, которая так помогла их сближению, и поставил ее на полку.
"Если она обо мне вспомнит, то догадается, где искать", - подумал он. Затем он вышел в сад, а оттуда через калитку на тропинку, которая вела к реке. Никто его не заметил. Спустившись вниз по знакомой тропинке, он увидел пристань и ту самую лодку, в которой он совершил свое достопамятное путешествие.
Как недавно все это было, а сколько за это время он передумал и перечувствовал!
Задумчиво он пошел по дороге, вниз по реке. Все, что произошло за эту неделю, было для него прошлым, как он думал, невозможным прошлым, которое уже окрашивалось нежными цветами убегающего воспоминания.
На завороте дороги он остановился и повернулся назад, чтобы взглянуть в последнчй раз на домик, где жила девушка, которая - теперь он готов был в этом сознаться - заполонила было его сердце и воображение. Он мысленно прощался с ней навсегда, как вдруг его окликнул знакомый мужской голос.
Перед ним стоял Крутиков под руку с Катей.
Они вышли гулять на Волгу и теперь возвращались домой.
– Вот и вы тоже гулять вышли, - проговорил Крутиков, улыбаясь своей плоской улыбкой. Он был теперь гораздо любезнее, чем за обедом, в угоду Кате, с которой у него, очевидно, произошло чистосердечное объяснение.
– Да, я вышел погулять...
– вынужден был сказать Владимир.
Он посмотрел на Катю.
– В такую прекрасную погоду кто же может усидеть дома?
– сказала она.