Доминант
Шрифт:
– Хорошо, Татьяна.
– Когда вы хотите получить эту статуэтку?
Я припомнил, что проспал две недели, задумался, когда б я хотел водрузить эту статуэтку на могилу к Марте? Будет символично, если в течение сорока дней, поэтому, сделав оглядку на всякого рода человеческий фактор, сказал:
– Максимум - в течение двух недель.
– Мне надо забить это в программу проектов?
– Нет, проницательная вы наша, нет. Если бы ещё, не спросив, не разместили этой информации на сервере нашей компании, цены б вам не было.
– И вы б смирились с тем, что что-то случилось без вашего соглядатайства?
– Татьяна, не перегибайте. Вот вы чётко чувствуете, что мне нравится, а что нет, того и бегите, а то нам придётся распрощаться.
– Прошу прощения.
– Принято. Идите, Татьяна.
Я поднялся, чтобы проводить Татьяну до двери. Надавив на дверь, первым оказался в комнате, где уже собрались все руководители отделов и ждали своего приглашения. Пока мимо меня проходила Татьяна, я выхватил глазами Бориса.
– Борис! – и махнул головой в направлении своего кабинета.
– Как здесь дела, - отчеканивая каждое слово, произнёс я, уставившись в глаза своему менеджеру.
– Есть потери, - улыбнулся Борис.
По тону своего менеджера по развитию я понял, что потери – не потери, а так.
– Кто-то отвык?
– Не без этого.
– Борис, у меня для тебя будет самое трудоёмкое задание. Надо ликвидировать салон, чтобы от него не осталось и воспоминания. Всё что можно - перевести в деньги, а что нельзя - уничтожить. Думаю, справишься в одиночку.
– Справлюсь.
– Как ты никогда не задаёшь вопросов?
– Ну почему, иногда я переспрашиваю, когда что-то не расслышал.
– Вот-вот. Обращайся ко всем, кому считаешь нужным за консультацией и помощью. Деньги через финансового директора.
– Расскажите, что с вами случилось? Вы очень сильно изменились. Мне для обогащения жизненного опыта.
Вот это наглость! Но я ни капельки не вышел из себя. Такова была моя позиция в отношении этого молодого человека, я его воспринимал, будто часть себя. Я присмотрелся в упор к Борису, и больше, чем когда-либо прежде увидел себя, только будто в зеркале времени, показавшем мне меня в прошлом. Передо мной сидел я - лет пятнадцать назад: те же мысли, та же пытливость ума, та же наблюдательность и желание оседлать каждое попадающее на дороге явление. Я знаю, сколько ему стоило усилий, и сколько не стоило труда вообще, чтобы произнести эту фразу, будучи таким, такому как я. Я знаю, каким бы я оказался счастливым тогда, и в тоже время, каким равнодушным и спокойным, и безучастным, спустись до моего уровня тогда такой человек как я сейчас, и ответь он тогда на такой мой прямолинейный вопрос, когда я только-только начинал сталкиваться по-настоящему с таким загадочным, но разгадываемым явлением, как жизнь. Я знаю, как ему, наделённому такой жаждой познания и хорошей памятью, всё тяжелей и тяжелей случается удивляться в последнее время, и как он удивится тому, что со мной произошло, и я решил не лишать его этой возможности, и доставить ему редкое удовольствие.
– Я проспал две недели.
– И это не летаргия?
Спокойствие заряженного пистолета.
– Летаргия.
– Нет слов.
– Мне кажется, что я сейчас столько же не засну, - улыбнулся я.
Борис, наверно, хотел бы сидеть с выпученными глазами, но такт, субординация, а главное самообладание ловко удерживали его невозмутимым.
– А вообще, ощущение, будто ты покидал землю на несколько лет. Таким чужим себя ощущаешь, и таким странным всё кажется, будто в театр попал. Постоянно ощущаешь, что дадут отмашку, и начнут разбирать декорации.
Я понял, что сболтнул лишнее, но очень хотелось с кем-то поделиться состоянием, в котором мне приходилось преодолевать каждую минуту своей жизни, а этот парень не станет делать из этого шоу.
– Есть что-то, что надо оговорить сейчас? – спросил я.
– Нет. У меня всё можно решать в порядке живой очереди, так сказать.
– Ты, как всегда, радуешь. Иди, работай. С этого момента, помнишь, о салоне ни слова, а ещё б и ни воспоминания… – улыбнулся я.
– Да.
– Давай. Пусть финансовый директор войдёт. Хотя, стоп, я сам.
Ирине, своему финансовому директору, как и всем остальным руководителям отделов, я говорил ровно столько и то, сколько и что касалось ликвидации салона красоты для Марты, каждого оповещал, чтоб больше со мной никто об этом не заговаривал, но главное, просто заявлял каждому о себе и смотрел их настроения.
Я бы с удовольствием уничтожил некоторые моменты из прошлого, из той области, которую раньше контролировало моё сумасшествие, чтобы эти моменты больше никогда не будоражили моей и других памяти, и уже сегодня, в области, которую формирую я другой, нормальный, не имелось повода для насмешек, и таким образом ничто не мешало б мне спокойно идти вперёд. Это было бы наверняка. Но благо, память людей коротка, и я должен просто помнить, что добьюсь этого эффекта постепенно. Главное – помнить это и не сомневаться, и надеется, что именно эта единственная позиция и окажется правильным и верным пособником в принятии моих решений. Да, я боюсь, что знание посторонними моего ляпа с этим салоном и всего, что тем или иным образом оказалось с ним связано, пробудет некоторое время зажимом для моего мышления и предприимчивости, ну вот поэтому я и должен постоянно напоминать себе, какая короткая память у людей, а им внушать это. Только в этом случае я, как и прежде, смогу рассчитывать на рациональность и генерацию идей от себя… Мне нравился новый я. Более проницательный, более расчётливый, более дальновидный…
Вечером я боялся заснуть. Спиртное не стал употреблять - для меня это никогда не составляло труда, хоть и являлось редким явлением. Как только я лёг в кровать, воспоминание об утреннем пробуждении, о бороде, о том, что я пережил, когда мне представилась возможность узнать, сколько я проспал, - а вот теперь ещё и неизвестно откуда взявшееся воспоминание, будто я открыл глаза с ощущением, что я проснулся в морге или в могиле в момент своих похорон, - все эти воспоминания напомнили о себе и стали докучать мне с каждым десятым ударом сердца. Я подумал, что эта фобия исчезнет, как только я пересплю с ней один раз - а нет, так у меня есть Ольга, доверюсь ей, она справится. Я не мог сказать, чего я конкретно боялся. Заснуть и проспать опять долго? Проснуться посреди ночи от жути, что я сплю? И всё-таки я заснул. Я заснул, проклиная свой страх, свой возникший новый страх. Заснул крепко. С нейтральным сновидением. И проснулся утром по будильнику с редким состоянием высыпания. Наверно потому, что не стал употреблять алкоголь и ничего не ел вечером.
9
Неделю спустя, - после того первого утра, в которое я проснулся и понял, что никаких «больных» состояний ко мне не вернулось, я отлично провёл ночь во сне (первую ночь после двухнедельной спячки) без всяких кошмаров, проснулся бодрым, с хорошим настроением, с некоторой тревогой, да, но с хорошим настроением и каким-то наивным оптимизмом, - явившись на работу, я решил, наконец, дописать нашу с Мартой историю. Просто дописать. Для себя.
Всякий раз, открывая компьютер, да и не только, в течение недели мысль о незаконченном в нём документе напоминала, как о незавершённом мною деле. А я из тех, кто всякое дело доводит до конца. Я никогда не останавливаюсь на полпути, даже если что-то пошло не так. Если я приступал к этой рукописи с одним настроением, а обстоятельства изменились, это не значит, что следует прекратить начатое. Я решил, что закончу, как оно есть, и всё.
Отмеченные мной в течение недели изменившееся отношение к спорту (лень) и несильный (слабый) аппетит, в момент открывания этого написания дополнились ещё одной странностью, доставившей мне мелкое нервное потрясение - я не мог вспомнить, на чём я остановился. Вообще, это не свойственно для меня. Отменная память - одно из моих ключевых качеств, поэтому нелепость, коснувшаяся её, внесла непонятный сбой в моё чистое, лишённое каких бы то ни было изъянов состояние.