Дорога китов
Шрифт:
Темные бочаги Эйнаровых глаз не отрывались от лица Мартина, и от этого священнику было трудно сохранять улыбку. Тут я понял, что он лжет, и сердце у меня екнуло - перед глазами стояла огромная гора серебра, клад Атли. В конце концов это может оказаться правдой.
Мартин простер свои тонкопалые руки - в пятнах, похожих на следы ожогов - и пожал плечами.
– Это вряд ли имеет значение, Иллуги, - сказал он спокойно.
– Ты знаешь, как их много. Как и многие другие, эта оказалась подделкой. Ежели взять все костяшки святого Отмунда и собрать их, то увидишь чудо: окажется, что у него было по меньшей мере четыре руки.
Улыбаясь, он шагнул вперед и поставил перед Эйнаром матерчатую суму - внутри что-то мягко хрустнуло.
– Брондольв благодарит тебя за твои старания. Ты волен идти, куда тебе угодно.
И все вокруг застыло, никто не пошевелился. Как если бы мы превратились в ледышки, и чем дольше этот миг тянулся, тем мучительнее становилась попытка пошевелиться.
Потом Эйнар схватил сумку и встал. Все встрепенулись и вот уже ничего не осталось, кроме движения, словно нас освободили от каких-то чар. Эйнар вышел, не сказав ни слова. Иллуги Годи, я это видел, чувствовал, что что-то случилось, но не мог понять в точности, что именно. Учтивость заставила его задержаться ровно настолько, чтобы поблагодарить Мартина и произнести обычные словеса и получить таковые же в ответ.
Со своей стороны я заметил, что глаза монаха метнулись - всего один раз - к двери. На ее задней стороне на крючке висел плащ с головной накидкой.
Эйнар ждал во дворе. Чистый, свежий, студеный ветер, выдувая из головы мысли о кознях и злоумышлениях, растрепал волосы, просвистел над плитами и сотряс маленькие ворота. Нас спокойно вывели наружу и подали фонарь. Никакого, значит, провожатого до гостевого дома у нас не будет.
– Ты мог бы получше поблагодарить за гостеприимство, - упрекнул Иллуги Годи Эйнара, а тот лишь передернул плечами.
– Он платит серебром, а серебра нынче в городе - что зубов у курицы. Он избегает споров и даже не исчислил по счетной палочке расходы. Он хочет, чтобы мы ушли, этот Брондольв Ламбиссон. Однако столь щепетильное дело он поручает монаху. Так что же с ним случилось такого неотложного, что он не смог прийти сам?
– Внезапно Эйнар повернулся ко мне.
– Что ты видел?
Я сразу же понял, что он имеет в виду: странное ощущение, словно ты - оперившаяся чайка, сидишь на утесе и ждешь подходящего ветра, чтобы, доверившись новым крыльям, взмыть ввысь.
– Он лгал, - сказал я уверенно, я знал это, как свои пять пальцев.
– А Брондольв, как ты и сказал, сидит где-то с кем-то. Поскольку сам он такой важный, стало быть, тот еще важнее. А поскольку, как я думаю, здесь, в этом городе, нет никого важнее него, стало быть, тот - иноземец и, по меньшей мере, вождь...
– И я добавил: - А монах ждал нашего ухода, потому как у него есть какое-то дело вне дома.
И я рассказал про плащ на внутренней стороне двери. Глаза Иллуги широко раскрылись, а Эйнар остановился так внезапно, что мы чуть не налетели на него. Он повернулся ко мне - жесткая ухмылка играла на бледном лице. Лучше бы он не ухмылялся, потому как эта улыбка была хуже, чем ее отсутствие.
– Большинство людей думает по прямой линии, - сказал он, голос его еле слышался за шумом города и ветром.
– Они видят только собственные действия, как единственную нить на ткацком стане Норн, которая завязывается узлом лишь тогда, когда они доверяют свою жизнь другим. Они смотрят двумя глазами, слышат двумя ушами, и так всю жизнь.
– Эйнар уставился на меня.
– Смотреть глазами другого - свойство редкое, ему нельзя научиться. У кого есть этот дар, тому это пустяк, но пустяк весьма существенный для того, чтобы выжить и стать выше других. У тебя, полагаю, именно такой дар.
Я был ошеломлен, едва ли не раздавлен. В тот миг я почти любил этого большого и жестокого человека, Эйнара Черного, но даже тогда дар, за который он меня похвалил, вызвал воспоминание - яркую, как лезвие, мысль: этот человек снес голову Гудлейву, почти без причины, просто потому что мог.
Мы дотопали до северных ворот и уже почти миновали их, когда из темноты выросла тень, надвинулась на нас, позади - другие. Я узнал Гуннара Рыжего, Кетиля Ворону, Нос Мешком, Колченога и остальных - глаза дикие, волосы встрепанные, и все трезвые.
Лицо Гуннара Рыжего, еще более мрачное от игры тени и света лампы, надвинулось на Эйнара.
– Ульф-Агар исчез. Стейнтор говорит, его увели какие-то люди.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Они были при оружии!
– рявкнул Стейнтор.
– Вооружены, хотя находятся в городе, Эйнар!
Он приподнял руку - ткань на предплечье была распорота и окровавлена, края разреза теребил ветер.
Вокруг стояли Эйнар, я, Иллуги и остальные, мрачные, как камень.
– Кто?
– спросил Эйнар.
Стейнтор пожал плечами. Один его глаз заплыл - как щелка.
– Шестеро, может, семеро, - ответил он.
– Мы ушли из пивного дома, они за нами. Даны, так показалось Ульф-Агару да и мне тоже, ищут приключений, мы-то сами никого не задевали.
– Пошли туда!
– проревел Скапти Полутролль.
– С оружием или без оружия, я их в порошок сотру.
В ответ раздалось кровожадное фырканье, кое-кто начал было проталкиваться по деревянным мосткам мимо Эйнара, однако тот выставил руку и остановил варягов.
– Стойте. Сначала кое-что выясним. Стейнтор, почему они забрали Ульф-Агара? И где это случилось?
Стейнтор осторожно потрогал глаз, искоса глядя на Эйнара.
– То-то и странно. Они набросились на нас, и мы решили, что это просто драка. Я, будучи не сильно пьян, не очень-то отмахивался, а вот Ульф с ходу взялся за дело. Тут, смотрю, у них - оружие. Длинные такие клинки - слишком длинные, чтобы их можно было спрятать под плащом и пронести в город. Кто-то закрыл на это глаза.