Дорога китов
Шрифт:
Я ухватился за них, но он, усмехаясь, жестом велел мне подчиниться, под общий хохот и гиканье. А потом показал, как надо привязывать сакс к внутренней стороне бедра, под самыми ятрами. Весь красный от стыда, я остановил его и сам, как мог, проделал это, сознавая, что мой член съежился под взглядами.
– То-то женщины будут глазеть на тебя, когда сядешь, - прогрохотал Скапти.
– Но не когда поднимешься, - ввернул Квасир Плевок из толпы, и все заржали - тем самым резким, кровожадным смехом людей, готовых уставиться в рыжебородое лицо Тора.
Я натянул штаны, и Эйнар кивнул. Оглядел всех и поднял руку. Почти мгновенно викинги притихли, даже ногами никто не шаркал. По знаку Эйнара все вышли, не осталось и брошенного обрывка ремня - словно здесь никого и не было.
Подошли Хринг и Скапти с носилками из копий и плаща, сделанными, как я думал, для Ульф-Агара.
С ними были Эйвинд, Кетиль Ворона и Гуннар Рыжий. Эйнар посмотрел на меня и сказал:
– Ложись и прикинься мертвым, Орм. Но сперва давай сюда амулет, что у тебя на шее.
Сбитый с толку, я послушно лег, был закутан в два плаща, замотан с ног до головы вместе с двумя длинными обнаженными клинками. Эйнар усмехнулся и, прежде чем закрыть мне лицо, сказал:
– Помни, лежи неподвижно, Орм сын Рерика. Есть много способов убить кабана.
Я почувствовал, как мне на грудь что-то положили, потом меня тряхнули, поднимая. Я услышал, как ветер свистит и колотится в дома Бирки. В ноздри лезли запахи пота, мочи и крови, давила шерсть, звуки притуплялись, становясь тишиной, и ночь делалась все жарче - сухая тьма стискивала меня, как пылкая женщина.
Радости было мало - носилки раскачивались, самодельный саван грозил задушить, воздух сквозь ткань был плотным, как кашица. Пот ел глаза; край одного лезвия, клянусь, впивался мне в бедро каждый раз, когда носильщики спотыкались. Легкие будто съежились, а сердце колотилось о ребра, как дверь на ветру.
Остановились. Кто-то что-то сказал, не разберешь - ветер. Потом Эйнар мрачно произнес:
– Один из наших умер... Он был за Христа, сами видите. Пусть ваш маленький монах скажет, что с ним делать, мы справим все, как надо.
Ответ был угрюмый, почти грубый. Я услышал, как Эйнар сплюнул.
– Это случилось не больше часа назад - в этом самом городе, который, как считается, вы стережете. Где вы были тогда, когда люди с драккара вытащили свои мечи и секиры и бесчинствовали на улицах?
Стражник хмыкнул и умолк. Тут вмешался второй.
– Заколот, что ли?
– Проткнули, как свинью, - грустно подтвердил Скапти.
Я почувствовал, как плащ отвернули. Стражник крякнул. Я изо всех сил стискивал веки, чтобы они не дрожали. Меня завернули обратно. Гуннар Рыжий свирепо прохрипел:
– Гляди, что делаешь, ты!..
– Никаких обид, приятель, - поспешно откликнулся стражник.
– Я помню этого малого. Жаль... Проходите - хотя вряд ли вы чего добьетесь от этого монаха, в нем маловато радушия, какое подобает всем последователям Христа.
– Благодарствуем, - ответил Эйнар, и тело понесли дальше.
– Скажите в дверях, что Стен пропустил вас!
– крикнул вслед стражник, и Эйнар снова его поблагодарил.
Отойдя на некоторое расстояние, он прошипел:
– Где Эйвинд?
Никто не знал. Бормоча ругательства себе под нос, Эйнар повел нас наверх, к дверям палаты, возле которой был еще один стражник. Он изложил ту же историю, воспользовался именем Стена, и вдруг - вспышка слепящего света, когда плащ отбросили. Я чуть не потерял палец - так они спешили достать мечи.
Эйнар поднял руку.
– Тихо! Будто вы форель ловите руками в речке. Хватаем монаха, даем ему тумака - не больше, запомните, он повалится, как мертвый, потом кладем его на место трупа и постараемся, чтобы стражники не увидели в темноте, что с нами выходит на одного больше, чем вошло.
Это был хороший и дерзкий план, поэтому все были согласны. Но, как сказал Гуннар Рыжий, планы подобны летнему снегу на запруде и живут не дольше.
Что и случилось, когда мы прокрались в комнату, где Эйнар, Иллуги и я обедали. С того часа, казалось, минул век, но тарелки все еще не убрали.
Там слуги в мягких шлепанцах прибирали со стола.
– Так-разэтак...
Только это и было сказано. Четверо, остолбеневших, рты разинуты. Нас шестеро; слуги еще скользили по блестящим половицам, а наши сапоги уже оцарапали пол, и сталь вонзилась в глотки.
Трое умерли на месте. Четвертого придавил Скапти, уселся поверх и небрежно постукивал головой жертвы о половицу. Я даже не успел пошевелиться, только на мгновение перестал дышать, а затем с хрипом втянул в себя воздух.
– Монах?
– спросил Эйнар, склонившись над сбитым с ног. Бритая голова слуги кровоточила, глаза закатились. Он обдристался, и Скапти, подозрительно принюхавшись, быстренько соскочил с него, что позволило бедолаге выдавить:
– Там...
Гуннар Рыжий и Кетиль Ворона бросились вперед. Скапти стукнул раба по голове мечом, от чего тот потерял сознание, а из ушей у него полилась кровь.
Скапти пошел дальше, вероятно, считая, что поступил милосердно. А я решил по прерывистому дыханию и крови, что человек этот непременно умрет. А если и не умрет, то, наверное, станет полудурком, вроде старого Охтара, которого подозревали в том, что он освободил белого медведя в Бьорнсхавене.
На другое лето его лягнул в голову жеребец, из ушей пошла кровь; он выжил - с большущей вмятиной в голове и мозгами, которых не хватало и на то, чтобы не пускать слюни, так что Гудлейв принес его в жертву по старинке: кровь Охтара окропила поля.