Дорога войны
Шрифт:
За три года до своей смерти Траян назначил Турбона командующим Мизенским флотом, а через год направил в Кирену, где восставшие иудеи зверски убили двести тысяч жителей. Марций привел в Кирену флот и Седьмой Клавдиев легион и расправился с бунтовщиками не менее жестоко, а их вождя, Андрея Луку, распял. Траян оценил верного далматинца и сделал его прокуратором Мавритании Цезарейской. Должность была хлопотная, но занимал он ее недолго. Траян умер, новым принцепсом стал Адриан. И сразу же вспомнил о Марции. Адриан – человек недоверчивый, но, уж если ты доказал свою полезность и преданность, он тебя не забудет и не обойдет милостью. Правда, и дело поручит опасное и трудное до предела. Так и случилось. Адриан удостоил Марция
Неожиданно двери Регии плавно отворились – и давешний магистр, отвесив легкий поклон, сказал:
– Величайший ждет тебя. Следуй за мной.
Марций повернулся и зашагал через тронный зал. Турбон двинулся следом.
Регия всегда его потрясала. Ее покрывал полуцилиндрический свод, расписанный фресками. Пролеты в двадцать шагов возносились на высоту в девяносто локтей! Колонны розового мрамора, восходя кверху, заметно для глаз утончались и распускались арками, растворяясь в свете, бьющем из круглых окон. Вечером, после заката, когда тронный зал окутывался мраком, капители колонн сияли в рубиновом свете заходящего солнца.
Регия была пуста и погружена в тишину. Одинокий луч отсвечивал пурпуром, падая на императорский трон в абсиде. Марций оглянулся. С северо-запада к тронному залу примыкала базилика, [51] в которой принцепс вершил суд, с юго-востока пристроилась претория. Магистр провел префекта залом Нимф, большой круглой комнатой с бассейном, – из воды выступали статуи Нерея с нереидами, они поднимали раковины, из коих били фонтаны. Потом они миновали покои Дианы, обсаженные вдоль стен тисовыми деревцами с подрезанными верхушками. В этом «лесу» и охотилась беломраморная богиня – с лунным серпом в волосах и луком за плечами.
51
Стандартный тип зданий для присутственных мест в империи – базилика разделялась колоннадами на три части-нефа, а ее двускатная крыша поднималась посередине, пропуская в два ряда окон солнечный свет.
Из Зала девяти муз магистр и Марций шагнули в обширный перистиль, обрамленный двойным рядом колонн, пересекли его по дорожке меж миртовых кустов, статуй и фонтанов и вышли к триклинию.
Здесь придворный остановился и открыл двери для Турбона. Кивнув ему, префект вошел в императорскую трапезную.
Принцепс ждал внутри. Триклиний, с полом из разноцветного мрамора, с мозаичными стенами, вмещал пять столов, окруженных дюжиной лож. Вдоль стен выстроились массивные гранитные колонны, между ними в нишах застыли преторианцы, а за окнами открывался вид на нимфею с мраморным бассейном, окруженным статуями в нишах. Император в аметистовой тунике возлежал на центральном ложе за средним столом.
Марций Турбон подошел – и опустился на одно колено, почтительно склоняя голову.
– Без церемоний, Марций! – улыбнулся Адриан и указал рукой на «верхнее ложе»: – Присоединяйся! Насколько я понимаю, прандий ты пропустил?
– Это полезно, величайший, – улыбнулся префект, устраиваясь и подтыкая подушки.
Безгласная рабыня в воздушном наряде из виссона неслышно подошла к нему и увенчала венком. Марцию захотелось ущипнуть девушку, но он не посмел: вдруг эта вольность не понравится Адриану?
Принцепс был внешне спокоен. Его лицо выглядело безмятежным, нервные пальцы пощипывали кудрявую русую бородку. Иглисто сверкал бриллиантовый перстень,
– Угощайся, – сказал августейший, – я тоже еще не ел.
Префект оживился. Круглый стол перед ним не ломился от яств, но был накрыт с изыском – на серебряных блюдах лежали жареные раки, тирренские устрицы, паштеты из гусиной печенки, из языков фламинго, молок мурен, петушиных гребешков. Красивый статный юноша – вылитый Ганимед [52] – наполнил золотые кубки вином.
52
Ганимед был виночерпием Зевса.
– Ретийское, – сказал Адриан, – советую.
– На здоровье тебе, Август! – поднял кубок Марций.
Принцепс кивнул и сделал несколько хороших глотков.
– С лета чувствую неудовлетворенность, – признался Адриан. – Я будто живу в темной комнате, хожу по ней, нашаривая путь руками. А надо видеть!
– Величайший не доверяет советникам? – осторожно спросил префект.
– Как тебе сказать. Ты можешь себе представить, через сколько рук проходят те донесения, которые ложатся на мой стол?
– Их много.
– Вот! В том-то и дело! А я все хочу узнать сам, без посредников, которые так шлифуют тексты посланий, что даже страшное бедствие выглядит милым озорством. Нет, задержался я в Риме… Вот разделаюсь с делами – и тронусь в путь.
– Могу я узнать, куда?
– Я должен побывать везде. В Галлии, Германии, Британии. Надо лично узнать, как идет жизнь на границах. Ведомо ли тебе, что есть легаты, которым каждый день сатурналии? [53] Так нельзя! Я хочу упрочить дисциплину и даже обожествить ее. Всеми своими победами Рим обязан легионам. А чем наши воины одолевали врагов? Слаженностью, порядком и дисциплиной!
53
Латинская поговорка «Ему каждый день – сатурналии!» означает, что человек забывает о долге, предаваясь удовольствиям во вред делу.
Префект согласно кивнул.
– И в Испании надо побывать, – продолжал Адриан, – и в Мавритании. В Элладе. В Египте. В Дакии. Кстати, о Дакии. Как там наш друг Оролес?
– Пока притих, величайший, но может нанести удар в любой момент. Я отправил в Дакию группу преторианцев из Особой когорты. Они должны лишить Оролеса средств для ведения войны. Не имея золота, этот самозваный царь так и останется разбойником-латрункулом, а его шайка никогда не вырастет до размеров армии.
– Верный ход, – кивнул император. – Скажи, Марций, а тебе не казалось странным, что Оролес всегда нападал лишь на те наши каструмы, где в тот момент ослабевала оборона? Вот ушла когорта из Маркодавы, и Оролес тут же напал. Перебросили мы войска из Гермосары в Апул – и Оролес тут как тут! В чем секрет таких блестящих побед?
– Я бы сказал – в хорошей разведке.
– И я бы так сказал! Но вот вчера вечером мои фрументарии [54] передали тревожную весть – в Дакии задержан тайный посланник Оролеса. Во время допроса он умер, но признался, что доставил в одно место – какая-то там расщелина в скале – мешочек золотого песка, а в обмен получил запечатанные церы. Знаешь, что в них было? Пароли на три дня вперед для лагеря в Сармизегетузе! Если бы мы не перехватили этого посланца, Оролес вырезал бы весь столичный гарнизон! Марций Турбон был потрясен.
54
Фрументарии – тайные агенты императора, жандармы.