Дорогая агония

Кейтс Джорджия

***

Я не спал всю ночь, думая над словами Розы. Она права. Я решил пережить трагедию, когда у меня могла быть эпическая история любви. Может быть не с таким концом, которым бы я хотел, но разве это не то, что сделало бы нашу историю такой замечательной? Мы использовали время, которое у нас было, и выжали из него максимум? Я не хочу переживать эту трагедию. Я хочу историю любви с Розой.

– Баш!

Я слышу, как Роза кричит мое имя, срочность в ее голосе заставляет мое сердце бешено стучать. Я выпрыгиваю из кровати, мчусь по коридору,

мои мышцы горят и перегружены, такого я не чувствовал на протяжении нескольких месяцев. Как будто у меня нет дегенеративной болезни мышц, медленно разрушающей мое тело. Я включаю свет и вижу, как Роза держится за живот.

– Что-то не так. Мне тяжело. Трудно расслабиться, но при этом не сильно болит. Мне нужно позвонить доктору.

– Хорошо.

Я снимаю ее телефон с зарядного устройства на тумбочке.

– Его номер в твоих контактах?

– Да. Доктор Рейнольдс.

– Кажется, из меня что-то выходит.

Вы никогда не захотите услышать, как беременная женщина говорит это. У меня подкашиваются колени, когда я вижу огромное темно-красное пятно на постельном белье под ней.

– Баш, у меня идет кровь.

У нее не просто идет кровь. У нее кровотечение.

– Мы не будем тратить время на вызов врача. Ты едешь в больницу прямо сейчас.

Роза стонет, когда я вытаскиваю ее из кровати.

– О, это больно.

– Прости, малышка. Мне очень жаль.

Я спускаюсь по лестнице с ней, молясь с каждым шагом, чтобы мои руки и ноги не подвели, и мы не упали вниз по лестнице. Даже почти на шестом месяце беременности она все еще такая легкая.

Я сажу ее на пассажирское сиденье и откидываю его вниз, прежде чем пристегнуть ремень безопасности.

– Я теряю его, не так ли?

– Я так не думаю.

Я ненавижу лгать ей. Я боюсь, что она сможет увидеть тревогу в моих глазах. Услышать это в моем голосе. Но трудно не подозревать, что возможен риск выкидыша, потеряв столько крови.

– Да. Я знаю, что да.

Ее голос едва ли больше, чем рыдание.

– Эй, Гас. Это Паскаль. Он крутой маленький каджунский боец.

Она стонет и хватается за живот, когда я поворачиваю слишком резко.

– Мне очень жаль. Я просто хочу добраться как можно быстрей.

– Дело не в тебе. Боль усиливается сама по себе, двигаюсь я или нет.

Наконец появляются яркие огни больницы. Она тянется за ручкой на двери, когда машина останавливается у входа в женскую больницу.

– Оставайся на месте. Я пойду найду кого-нибудь.

Я возвращаюсь с тремя работниками больницы и передаю Розу на их попечение.

– Припаркуете машину, пройдете в приемную, дальше вам скажут, куда идти.

Персонал из четырех человек, включая ее гинеколога, окружает Розу, когда меня проводят в смотровую. Каждый выполняет свою задачу. Ультразвук. Капельница. Забор крови. История болезни. Много разговоров происходит одновременно.

– У вас отслойка плаценты. Это означает, что плацента ребенка отслаивается от матки. Это источник кровотечения и

боли. Отслойка является неотложной медицинской помощью, когда ребенок жизнеспособен. Жизнеспособностью считается двадцать четыре недели. Вы находитесь в трех днях от этого момента, если ваша дата зачатия верна.

Значит ли это, что ребенку осталось не так много времени жить?

– Вероятность тридцать процентов, что ваш ребенок выживет после родов в этот момент, но не без серьезных осложнений. Мы можем ничего не делать, пока вы не придете в норму, и пусть природа берет свое. Или мы можем действовать быстро и сделать все возможное, чтобы спасти ребенка, несмотря на долгий путь, который у него будет. Нет правильного или неправильного решения.

Нам нужно больше информации, чтобы принять это решение.

– Если он выживет, о каких осложнениях идет речь?

– Только у около тринадцати процентов таких младенцев нет долгосрочных физических и умственных проблем. Остальной процент подвержен инвалидности, которая может варьироваться от легкой до тяжелой. Это и трудности с дыханием, слухом, зрением, контролем мышц. Некоторые никогда не смогут ходить. У них может быть очень низкий IQ. Многие могут остаться глухими или слепыми.

Роза смотрит на меня, слезы катятся по уголкам ее глаз к волосам, а не по щекам. Я протягиваю руку и вытираю их.

– Скажи мне, чего ты хочешь, малышка.

– Сделать для него все возможное.

Если он выживет, Гас может стать инвалидом. Не уверен, что попытка спасти его - лучшее решение. Но как мне сказать об этом Розе?

– Я люблю Гаса. Я бы отдал свою жизнь за него в одно мгновение. Я хочу, чтобы он жил...но не для того, чтобы он страдал. Я не хочу этого для него. И думаю ты тоже.

– Я не вынесу, если он умрет, потому что мы не попытались сделать всё, чтобы спасти его. Я никогда не прощу себя, Баш.

– Я понимаю, но его шансы на выживание без физических и умственных трудностей очень низки. У него могут быть очень серьезные осложнения.

Роза снова не желает ничего видеть и слышать. Она и думать не хочет, что отпустить его может быть более гуманным, чем продлить его жизнь.

– Мне не нужно, чтобы он был совершенным. Мне просто нужно, чтобы он был жив. И со мной. Это не отличается от того, как я отношусь к тебе.

Доктор все еще стоит у кровати Розы.

– Мне жаль торопить вас, но у нас не так много времени на принятие решения.

Суровая реальность нашей ситуации поражает меня, не имеет значения, что мы решим. Мы с Розой сегодня можем потерять Гаса. Внезапно все проблемы, с которыми мы столкнулись, добираясь до этого места, кажутся такими незначительными. Боже, пожалуйста, позаботься о Розе и нашем ребенке. Пожалуйста, не забирай нашего малыша, пока у него не появился шанс жить.

Роза права. Мы должны дать ему шанс выжить.

– Она хочет сделать все возможное для нашего сына, так что мы это сделаем.

– Хорошо. Давайте подготовим её и преступим к операции.