Дороги товарищей
Шрифт:
Ваня горячо жал тянувшиеся к нему руки товарищей. Заплаканная, но гордая Наташа льнула к его плечу.
— Командир не хотел пускать: скоро погрузка… Но я так просил, что он не мог отказать, — рассказывал Ваня. — Наши ребята так и рвутся в бой! Дадим фашистам пить!
— Эх, повезло тебе! — хлопнул по плечу Вани Аркадий. — Ну, вот что, мы тебя просим: скажи своим ребятам, чтобы они и за нас постарались, отпустили фашистам и нашу порцию. Да пусть не беспокоятся: мы тоже скоро в строй встанем.
— Обязательно
Женя ахнула.
— Скверно, конечно, — продолжал Ваня, — но… — Это «но» он произнес бодро, решительно, уверенно. — Но возьмем Львов обратно, обязательно возьмем!
— Ребята! — Саша в знак внимания поднял руку. Тревожно оживленный говор смолк.
Ваня с прильнувшей к его плечу Наташей, сжавший кулаки Аркадий, стиснувший зубы Сторман, горько закусившая губу Женя, строгая Соня, серьезный Борис и затаившая дыхание Шурочка, вздрагивающий от возбуждения Коля Шатило и растерянный Костик — все смотрели на Никитина.
— Ребята! — повторил Саша, не повышая голоса. — Пришло трудное, тяжелое время… Может быть, сегодня мы в последний раз собираемся вместе. Давайте же поклянемся в великой верности Родине. Давайте дадим друг другу клятву помнить нашу школьную дружбу до конца и, что бы нас ни ждало в будущем, с честью нести доброе имя комсомольца! Поклянемся же!
— Поклянемся! — первым отозвался Аркадий Юков и порывисто протянул Саше руку.
— Навеки! — вслед за ним воскликнул Борис Щукин.
Десяток рук слились в едином пожатии. И в этом дружном сплетении ладонь Костика Павловского соединилась с рукой Семена Золотарева.
Глава вторая
ПЕСНЯ О ГЕРОЯХ
Друзья из Ленинской школы давали клятву.
Это была вторая клятва. Именно тогда Костик Павловский, бледный и растроганный, выкрикнул дрожащим голосом:
— Ребята! Ребята!.. Всегда… Навеки с вами!
Он поднял руку — в знак особой торжественности минуты. Он навсегда соединял себя с бывшими одноклассниками. Это, конечно, была важная минута. И великая клятва. На глазах Костика блеснули слезы.
Аркадия Юкова так и подмывало предложить Костику носовой платок. Жаль, что платка и на этот раз не оказалось у него в кармане!
— Чудо! — сказал Вадим Сторман, — Костик Павловский пустил слезу. Ваня, учти, это факт необыкновенный, а значит, — к добру! Отлично воевать будешь!
— Спасибо, — улыбнулся Лаврентьев.
— Я очень взволнован, ребята, — прошептал Костик.
— Стойте! — воскликнул Аркадий, недовольный тем, что центром всеобщего внимания явно не по праву стал Костик. — Теперь ты, Ваня, должен дать клятву!
— Какую же?
— Ты должен поклясться,
— Почему именно двух? Почему же не трех, не четырех? — удивился Ваня.
— Хоть десять, хоть десять! — закричал Аркадий. — Но двух — обязательно: за себя и за меня. Ну, клялись — И он требовательно схватил Ваню за руку.
— Даю слово, Аркадий!
— Молодец! Этот должок за мной не останется. Я ведь не из тех, кто слезами умывается.
— Мы тоже плакать не собираемся, — заметил Саша Никитин.
— Вань, пора, — несмело проговорила Наташа Завязальская.
— Ну что ты, пять-десять минут в моем распоряжении, — взглянув на часы, ответил Лаврентьев.
Наташа вздохнула. Ах, Ваня, Ваня, ах вы, мальчишки! Ничего-то, ничего вы не понимаете!..
Женька Румянцева, та поняла сразу. Она оттащила Соню в угол и грозно зашептала ей на ухо:
— Их немедленно, немедленно надо оставить вдвоем! Ты догадалась? Пусть они хоть поцелуются на прощание. Тебе ясно?
— Но как?.. — Соня растерянно пожала плечами.
— Придумаем. Ну, думай!
Женька была хитра на выдумки, но на этот раз затея ее провалилась. Оставить Ваню и Наташу вдвоем не удалось, потому что Аркадий неожиданно предложил:
— Запоем, ребята, на прощание песню! Какую-нибудь такую… зажигательную!
— Потом, потом! — закричала Женька, делая Аркадию какие-то непонятные знаки.
— Нет уж, потом будет поздно, — скупо улыбнулся Ваня. — Давайте сейчас, ребята. Лева, запевай! — Лаврентьев, как дирижер, поднял руки.
— «Дан приказ ему на запад»!..
— Нет, «Каховка, Каховка»!..
— «Смело, товарищи, в ногу»!..
— «Крепка броня и танки наши быстры»!.. — раздались голоса.
Гречинский, загадочно улыбаясь, молчал.
— Запевай же! — нетерпеливо крикнул ему Аркадий.
— Солист требует аплодисментов, — смиренно заметил Сторман. — Похлопаем, а? — Вадим занес над головой Гречинского кулак.
Гречинский небрежно отстранил Вадима и, взмахнув рукой, запел глуховатым баском:
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда…[62]
Все недоуменно переглянулись: так неожиданна была эта мирная, энергичная и веселая песня, песня всенародных праздников и весенних карнавалов. И только один Ваня Лаврентьев не удивился и не нахмурился. Он заговорщически подмигнул Гречинскому и подхватил песню звучным высоким голосом:
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города!
И тогда уже все, воодушевленные двумя веселыми певцами, заулыбались и грянули: