Дорогой ценой
Шрифт:
А Коримский? Кто опишет состояние его души, когда он стоял у постели дочери? Он видел её, как она сегодня пришла к нему с полным передничком цветов, с сияющим от счастья лицом. Он вспомнил, как она прильнула к нему, говоря о будущих планах для Николая, о своей мечте вместе с Адамом, Тамарой и Николаем совершить далёкое путешествие на родину Тамары. «Отец, жизнь слишком прекрасна, она не может так продолжаться. Должна быть и борьба, потому что не может быть христианина без креста», — говорила она ему.
Коримский чувствовал, что этот несчастный случай с его дочерью был ответом на его надменные слова: «Ну что твои предсказания, Боринский! Дети мои счастливы…
И если бы жил мой первенец, он не нашёл бы места в моём сердце…». Ужасный, непроходящий страх сжимал сердце мужчины, но милости оно не просило.
В те дни, когда каждая душа жителя Боровской долины принимала искреннее участие в судьбе молодой хозяйки Гаргд, появилась другая яркая звёздочка. Тамара со своими компаьонками пришла ухаживать за любимой сестрой. Она, которой раньше во время её болезни сочувствовала вся округа, оказалась ярким светом в эти мрачные дни скорби, несмотря на то, что сердце её переживало вдвойне: как подруга Маргиты, и как невеста Николая.
Как верная сестра она помогала Адаму, поддерживала дедушку своей любовью и молитвами, старалась утешить отца Маргиты, хотя ей это плохо удавалось. Кем она была для Николая в эти дни, знал только он один. Аурелий готов был носить её на руках из благодарности за тот свет и утешение, которые она дарила всем.
Сама она получала подкрепление от Степана Градского. Он приходил два раза в день, чтобы осведомиться о здоровьи дорогой сестры в Господе, за которую в долине Дубравы постоянно молились.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
В субботу вечером маркиз Орано повёз пана Николая в Подолин. Аурелий надеялся, что он там скорее найдёт покой. Маркиз старался отвлечь и утешить старика, но ему это не удавалось.
Именно потому, что пан Николай был вдали от своей любимицы, в тишине одинокого замка перед ним часто всплывали картины короткого счастья его внуков. О, какой печальной будет жизнь Адама, если Маргита умрёт!
— Весь мой дом вымирает, — плакал он, — я остаюсь одиноким и покинутым! Мой старший сын Адам умер с женой, моя дочь Наталия умерла, мой сын Фердинанд, который мог быть счастливым отцом, умер в беде и горе. И теперь ещё Адам овдовеет!..
Затронув самое больное место своего сердца, он снова и снова жалобно повторял:
— О, Фердинанд, сын мой, почему я не умер вместо тебя! Но ты умер, а я всё ещё здесь!..
Скорбными были слова старика. Он не замечал внутренней борьбы маркиза Орано, стоящего у его постели на коленях, не слышал его молитвы. Он даже не обратил внимания на то, что маркиз быстро поднялся и ушёл в свою гардеробную комнату, где он умылся, вынул из потайного ящика богатое польское платье и надел его. Пан Николай пришёл в себя только тогда, когда рядом на польском языке прозвучали слова:
— Отец, прости своего несчастного Фердинанда!
Старик ошеломлённо умолк, а затем из его груди вырвался крик:
— Фердинанд, сын мой!
— Я жив, отец!
Пан Николай словно окаменел. Перед ним стоял, хотя и сильно постаревший, его сын и говорил с ним на польском языке, но голосом маркиза Орано:
— Отец, это я, твой Фердинанд, который тебе однажды поклялся вернуться либо владельцем Подолина, либо никогда. Я действительно жив, в этом ты можешь убедиться. Я только перед тобой снял одежду маркиза Орано. На этот час я встал из могилы забвения, но только на этот час. Мне не сдобровать, если меня ктонибудь таким увидит. Но я хотел успокоить тебя любой ценой. Я хотел из твоих уст услышать прощение. Дай мне его, отец мой, и твой Фердинанд снова уйдёт в могилу!
Чувства, которые овладели в этот момент отцом и сыном, описать невозможно! Когда первое волнение улеглось, старик ласкал своего сына, как когда-то в детстве. Оба плакали.
— Мой родной Фердинанд! Теперь ты мне всё расскажешь, не правда ли?
— Да, отец. Как ты знаешь, Хельмар и я на корабле заболели.
Перед своей смертью он отдал мне свои документы и попросил вместо него отправиться в Каир. У нас не было другого свидетеля, кроме Бена, а он нас обоих любил. После долгой борьбы я, наконец, согласился и пообещал вместо него отправиться в Египет. Бен достал раствор, при помощи которого моё лицо приобрело тёмный оттенок. Хельмар долгие годы был на чужбине и можно было предположить, что никто не заметит подмены. Так и случилось. Когда мы, похоронив его как Фердинанда Орловского, прибыли в Каир, моя внешность никого не удивила. У него была невеста, но её родители не знали его в лицо. Его невеста стала моей женой и я вступил во все владения и права. Вся моя жизнь была сплошным обманом. Я жил словно на вулкане, но никогда не бывало так, как теперь, когда я уступил своей дочери и приехал сюда, куда тянуло меня моё сердце, особенно с того момента, когда я узнал, что ты жив. Здесь я нашёл своего отвергнутого сына, перед которым я не могу открыться, ибо Фердинанд Орловский не может воскреснуть из могилы, если не хочет запятнать память Хельмара Орано ужасным скандалом. Я поднялся слишком высоко.
Вот, отец, я всё тебе рассказал. А теперь я прошу тебя, не плачь больше о своём сыне, который, хотя и жив с Богом, скорей хотел бы лежать под песком пустыни, где уже много лет покоится маркиз Орано. Ты, наверное, удивился, что я, не задумываясь, отдал свою дочь Коримскому. Он ведь сын нашей любимой Наталии! И если Тамара выйдет за него замуж, она никогда не попадёт в те круги, в которых её отец жил в обманчивой роли. В день свадьбы она сложит с себя имя и звание, которые она носить не вправе. Богатство её пусть останется, так как княгиня Вернинг была моей женой и её матерью и оставила свои владения ей. А другую часть подарил мне Хельмар. Не обманным путём я завладел им, так что проклятия на моём богатстве нет, а моё незаконное имя уйдёт со мной в холодный роскошный склеп семьи Орано. Родная земля не покроет тело несчастного беженца. Не плачь, отец, наказание за мои тяжкие грехи не так уж велико. На небесах у нашего Небесного Отца мы однажды все будем дома!
На другой день в Горке после возвращения пана Николая все должны были бы заметить изменения, происшедшие с ним. Но когда он пришёл, там как раз царила неописуемая радость: Маргита пришла в сознание! Кризис ночью миновал, и жизнь её была спасена. Когда Тамара в восторге прильнула к дедушке, он так крепко прижал её к своему сердцу и расцеловал, что Тамара в недоумении посмотрела на него. «Но этот порыв его радостных чувств связан с Маргитой», — объяснила себе Тамара.
— Я всем вам доставила так много забот и хлопот, — смущённо сказала Маргита, — простите меня.
О, с какой радостью они её простили! Как все старались оказать ей свою любовь! Адам носил её на руках из одной комнаты в другую.
— Не бойся, — говорил он ей, — я не опечалю тебя больше своим неверием, ты умерла бы не напрасно. Теперь я знаю, что рай может быть в нас, ибо я чувствую, что он мой. Однако наше сокровище должно быть выше, у сердца Иисуса Христа. За всю мою жизнь я не смогу Его отблагодарить за то, что Он мне снова тебя подарил! Ведь за моё неверие Он меня по праву мог бы наказать одинокой безрадостной жизнью, другого я не заслужил.