Дорогой ценой
Шрифт:
Урзин руководил устройством сада. В нём, по распоряжению пана аптекаря, также намечались значительные изменения.
Прежде всего позаботились о том, чтобы парк до самой террасы был хорошо освещён.
В гостиной и в жилых комнатах блестели уже свежевыкрашенные полы. Оставались ещё комнатка Урзина и молитвенный зал, в котором теперь каждый вечер проводились собрания, ибо подградцы хотели наверстать то, что упустили во время отсутствия пана провизора.
Так наступило воскресенье. Для служения в распоряжении Мирослава был весь день.
Его лицо сияло, будто он всему миру хотел сказать: «Труд в жизни для Христа радостно свершай, Ближних люби всегда, слабых подкрепляй! Время в жизни ты всегда проводи в труде!Трудись для Иисуса!»
Утром он провёл час молитвы с домочадцами, затем люди стали собираться на богослужение. После обеда он с группой молодых людей отправился на прогулку к развалине крепости. Урзин разделил с ними взятую с собой простую пищу и поделился своим опытом в служении Господу, воодушевляя их следовать за Христом. Затем он разучил с ними песню:
«Спаситель о мне, недостойном, печётся, грехи мои кровью своей Он омыл».
На вечернее богослужение собралось народу, как никогда раньше, и немало сердец в этот вечер приняло решение отдаться Господу.
Когда все ушли и пан провизор проводил последних, Генрих заметил, как тот прислонился к двери и закрыл глаза. Лицо его было бледным, на лбу показались капли пота. Когда Генрих озабоченно подошёл к нему, Урзин улыбнулся, заверив его, что это пройдёт. Он поцеловал Генриха, пожелал ему спокойной ночи 'я напомнил, чтобы он всё запер и везде выключил свет. А сам ушёл.
Куда он отправился, Генрих не знал. Возвратился Урзин поздно и сразу же запер за собой дверь своей комнаты.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Между тем пани Прибовская проводила счастливые дни в кругу родных. Она увидела Никушу не только здоровым, но и рука об руку со своей прелестной невестой. Пани Прибовская была счастлива, что Никуша представил её своей невесте как добрую, преданную тётушку, которая всегда, в особенности же во время его болезни, заботилась о нём. Так как маркизе трудно было с ней объясниться, она ласково поцеловала её в щёку, глаза Тамары светились благодарностью.
Сердце пожилой женщины загорелось любовью к молодой маркизе. «Пан провизор прав, — думала она, — Иисус Христос её всему научит. Она не гордая и очень любит Никушу. С ним она будет счастлива и всем довольна».
Наконец пани Прибовская увидела своих господ счастливыми. Да, это были славные дни, когда все родные и знакомые окружали её любовью. И всё же покоя у неё не было, её тянуло домой, потому что она постоянно думала о своих обязанностях, которых сейчас было немало.
— Ты знаешь, Степан, — сказала она своему племяннику, — мы пану провизору оставили очень много работы. Я лучше господ знаю, сколько там работы. Я должна ему помочь.
В понедельник после обеда она собралась в путь. Когда пани Прибовская вечером вернулась домой, она всплеснула руками, увидев всё сделанное. Однако и для неё оставалось ещё много дел.
Во вторник под вечер в Подолинском парке прогуливались Коримский, Аурелий и маркиз.
— Дорогой дядя, — сказал Аурелий вдруг, — пан маркиз знает о твоём плане с Мирославом. Я хотел бы знать, сообщил ты уже ему о своих намерениях?
— Урзину? Нет! — аптекарь отрицательно покачал головой. — Я уже хотел это сделать, но не было времени. Но думаю, это дело потерпит ещё несколько дней. Я велел ему привести в порядок аптеку. Значит, он сделает это для себя, потому что после нашего возвращения я намерен передать её ему.
Лицо Аурелия помрачнело. Надменный тон в речи Коримского раздражал его.
— Я полагаю, что было бы лучше, не откладывать это дело, — сказал он задумчиво.
— Да ведь осталось всего несколько дней, — вмешался маркиз в разговор, — и неожиданность будет ещё приятнее, если Урзин получит приготовленную для своего шефа аптеку.
— Я тоже так считаю.
— Пан Коримский, пожалуйста, подойдите ненадолго к нам, и только вы один, — раздался в этот момент из ближайшей беседки голос Тамары.
— А нам нельзя? — спросил Аурелий.
— Нет, только мой отец, — возразил голос Маргиты.
— Тогда позвольте, — сказал Коримский улыбаясь и, поклонившись, удалялся. Аурелий и маркиз остались одни.
— Он тянет, — сказал Аурелий недовольно, а вы, пан маркиз, поддерживаете его в этом.
— Не огорчайтесь, Аурелий, — успокаивал маркиз доктора, — у меня тоже есть план, и я думаю, что всё выйдет наилучшим образом.
— У вас план?.. Могу я узнать, какой?
Маркиз кивнул головой.
— Урзин мне доказал, что и благотворительность должна иметь свои законы и правила. А между тем у меня нет возможности действовать по ним. Но так как у меня есть потребность отблагодарить за выздоровление и счастье моей дочери, а также за оказанную мне милость, я подумал о том, чтобы купить для Урзина аптеку по цене её стоимости. Не хмурьтесь. Я знаю, что он не принял бы этого от меня. Но если он хочет её выплачивать, тогда пусть эти деньги пойдут на благо страждущего человечества, которому он готов помочь. Я бы вам этого не сказал, если бы не хотел попросить вас быть посредником в этом деле. Я не думаю, что такой кроткий человек, как он, не захотел бы служить орудием для возмещения моего долга. С его принципами он, владелец аптеки, станет добродетелем всей окрути и, — добавил маркиз тихо, — таким путём он от Коримского может ничего не принимать и ни от чего не отказываться.
— О, пан маркиз, какая чудная идея! — воскликнул Аурелий восторженно. — Нигде вы не могли бы лучше использовать свой капитал, как доверить его ему! Я с удовольствием буду вашим посредником. Теперь мне нужно только поскорее отправиться в Орлов.
Однако до выполнения этого желания утекло ещё много воды.
В среду после обеда в горах разразилась сильная гроза. Сверкали молнии и немало деревьев было вырвано бурей из земли. Маргита смотрела на разбушевавшуюся стихию и думала о страшном времени перед вторым пришествием Христа. Она стояла на балконе в Горке. Ветер трепал её золотистые волосы. Вдруг она содрогнулась: а что, если Адам сейчас находится на обратном пути из Подолина? У него даже не было зонта! А тучи шли такие чёрные, грозовые… вот опять где-то ударила молния! «