Дорогой ценой
Шрифт:
— а это был он — тоже не мог спать, и поэтому искал средство прогнать прочь тревожные мысли. В руках Коримского оказалась вдруг связка старых пожелтевших писем, которую он достал из нижнего ящика. Ленточка, связывавшая пачку, распустилась, и на его коленях рассыпались письма. Одно из них он поймал рукой и смотрел на него, как смотрят на вещь, давно потерянную, забытую и вдруг найденную.
Известно, что чем неприятнее письмо, тем большее любопытство оно пробуждает в нас. Так было и с паном Коримским. С явным выражением нежелания он начал читать письмо:
«Пан Коримский!
«Уважаемый» сказать не могу, ибо нет у меня уважения к Вам, которое было у меня до того часа, когда Вы мне доказали, как я в Вас ошибся, как Вы злоупотребили моим доверием. Не думайте, что я упрекаю Вас. Я знаю, что Вы в своём счастье на упрёки отца, дитя которого Вы погубили, мало обратите внимания. Виноваты не только Вы. Я, как отец, тоже лучше должен был охранять своё сокровище и не быть таким доверчивым. Такого греха я, конечно, от Вас не ожидал..
Я Вас не упрекаю в том, что Вы надломили сердце моей дочери тем, что дали разлучить себя с ней. Этого и следовало ожидать.
Бедная Людмила Боринская, дочь бедного деревенского учителя, конечно, не была подходящей парой для богатого дворянина Коримского. В мире так принято. Но зачем Вы лишили её чести и невинности единственных драгоценностей, которые и бедную девушку делают богатой? Зачем Вы побудили мою дочь к такому позорному греху?
В то время, как я пишу эти строки, моя Людмила находится между жизнью и смертью. У меня только одно дитя, и всё же я вынужден просить Господа, чтобы Он навеки закрыл её глаза, которые по Вашей вине от стыда: всегда должны смотреть вниз. Передо мной же в колыбели лежит маленькое невинное существо, которому она дала жизнь, и смотрит на меня, словно хочет спросить: «Зачем мне уже заранее предопределён позор и страдание? В чём я виноват, что мне суждено лишиться отцовской любви и заботы?».
Не думайте, что я Вам пишу для того, чтобы напомнить Вам о Вашем ребёнке.
О нет!
Я никогда не позволю, чтобы Ваш сын принял от Вас милостыню, если он останется жив, в чём я сомневаюсь. Он слишком рано появился на свет и очень слаб. Но если он останется в живых, я бы скорее до локтей стёр себе руки в работе, чем позволил бы ему принять от Вас кусок хлеба.
Пишу я Вам лишь потому, что Вы в Вашем новом счастье с Вашей красивой, невинной и доброй женой, которая не знает, что Вы падший человек, поправший великую заповедь, — легко можете забыть о своём грехе и никогда не покаяться перед Богом. Поэтому я пишу Вам и советую сделать это. Иначе последуют наказания, и счастье Ваше кончится.
Я был бы вправе проклинать Вас, однако я этого не делаю. Но я знаю, что Вы не будете счастливы ни в браке, ни с детьми, если Бог Вам их даст. Радости у Вас с ними не будет. Либо, если у Вас и будет радость, Бог лишит Вас её именно тогда, когда Вам будет больнее всего, и таким образом Он отомстит за Вашего первородного отвергнутого сына!»
Письмо с почти неразборчивой подписью было написано более двадцати лет назад. Рука, писавшая его, давно уже тлела в земле. А что же стало с той несчастной жертвой, о которой в нём говорилось?
Когда это письмо в то давнее время дошло до адресата, молодой человек, ослеплённый страстной любовью к красивой женщине, прочитал его. Конечно, оно оказало определённое действие.
Коримский старался найти обманутую невесту. Но он искал напрасно и пришёл к убеждению, что она, наверное, действительно умерла и слабый младенец тоже, и перестал их искать. В собственном счастье мы быстро забываем горе других, и он его тоже забыл.
Но потом начались ссоры между супругами. Молодая жена узнала, что у её мужа до свадьбы была невеста, а люди сплетничали, что он и сейчас якобы поддерживает греховные отношения с ней. Она поверила слухам, оставила его и больше к нему не возвращалась.
С тех пор много лет прошло, и человек, читавший сегодня это письмо, уже не был ослеплён страстью. Теперь он увидел в письме то, на что не обращал внимания раньше, — на пророческие слова:
«В браке у Вас счастья не будет и с детьми также, и если будет, то Бог лишит Вас его именно тогда, когда Вам будет больнее всего»
Разве не так всё и вышло? Исполнилось ужасное пророчество.
Брачное счастье исчезло, как сон. Любимая дочь долгие годы вынуждена была жить вдали от отца и теперь, выйдя замуж за Орловского, не могла часто с ним встречаться. А сын?..
Коримский подпёр тяжёлую голову руками. «Никуша, мой Никуша!» — стонал он Оголившаяся правда пронзила его, как остриё стали. Глаза его прозрели. Больше двадцати лет Коримский был падшим человеком, но он не верил в это и не чувствовал себя виноватым. Больше шестнадцати лет он считал себя страдальцем, с которым поступили несправедливо и который вправе с холодной гордостью отвернуться от людей, осмелившихся прикоснуться к его чести. В мире он вёл примерную жизнь и тем доказал, что он безупречен. Да он сам в это поверил, а теперь старое пожелтевшее письмо, о котором он даже не знал, существует оно ещё или нет, показало ему, что он действительно был падшим человеком, погубившим невинную девушку Он опозорил на всю жизнь своего первенца, если он жив, и что этот его сын никогда не узнает отцовской любви и заботы.
Верно, что человек, согрешивший против шестой заповеди, никогда не чувствует любви к несчастному доказательству своего падения. Но кровь родная — не водица, и иногда заявляет о себе там, где мы меньше всего об этом думаем.
Молодой Манфред Коримский знал, что сына Людмилы он никогда не мог привести к Наталии Орловской, даже если Людмила мертва. А ведь это было его дитя! Но и перед миром он этого не смог бы сделать, потому что пострадала бы его честь. Свет не карает заблуждений, он требует их тайны. Лишь бы всё было скрыто, тогда всё хорошо!
Коримский, поседев преждевременно от забот о единственном сыне Наталии, вдруг почувствовал горячее желание узнать о судьбе отвергнутого и забытого ребёнка. О, если бы он был жив! Ведь если сын Людмилы мёртв, то исполнится также угроза отца Людмилы, и сын Наталии умрёт!..
Коримский вскочил. «Надо ещё раз приняться за поиски! Я должен убедиться, что он жив, и тогда…»
Он сложил письмо, сунул его в карман и собрал рассыпанные вокруг бумаги. Среди них он нашёл ещё корешок от денежного перевода, на обратной стороне которого отправитель благодарил за то, что господин аптекарь так долго ждал и что он рад наконец рассчитаться с ним.