Дорогой плотин
Шрифт:
Скоро угомонились и взрослые.
Ещё было темно, а в избе Мельниковых зажглись окошки. Женщины тоже повскакивали, собирали «походников». Ваньку будили в последнюю очередь. Он сладко сопел, когда его ласково подняла мама.
— Ванюша, вставай, милый. Пора, — Алёна аккуратно теребила сына.
Тот вскочил, заспанный, припомнил событие, засветился энергией и ринулся умываться.
А дед Андрей и Пётр укладывали рюкзак. Сало, спички, буханку хлеба. Алёна подсунула мандаринов.
— Может, заливное возьмёте, осталось
— Мать, ну ты даёшь! Пирогов, давай ещё напечём, — хмыкнул дед Андрей. — Давай, Малой, трескай — да пойдём.
Бабаня сунула в рюкзак втихаря и пирогов.
Они хотели встать на лыжи прямо за деревней и идти на юг, протискиваясь между полей и деревень.
Ванька дожёвывал хлеб с маслом, нетерпеливо помахивая ногами.
— Пап, а ружьё ты возьмёшь?
— Ха, зачем нам ружьё? Не на охоту, чай, идём.
— Ну, мало ли, зверь какой… медведь?
— Тю, Ваньк, откуда ж у нас тут медведя?? Так, заяц иногда прибежит.
— Раньше-то лоси захаживали, да, — вспомнил дед. — А теперича, чего ж, теперь, вона, дорогой отгородят, и всё, никакой зверь и не пройдёт. А у нас тут только зайцы и остались. Может, лисы ещё.
— А волки?
— Не, волков до войны последних изничтожили.
Ванька, однако ж, не расстроился — его переполняло воодушевление. Тут тебе и поход, и продолжающиеся каникулы, и подарок… не жизнь, малина!
Нацепив и на маленького путешественника рюкзачок, троица вышла из дома.
— Давайте на Зябликово курс держать, а там уж и прямо на юг двинем, — проложил курс Пётр.
— Так давайте, чего ж не дать, — дед закряхтел, вдеваясь в лыжи.
Деревня только просыпалась. Скрипел слегка снежок, на юго-востоке начало сереть. Погода продолжала свою неуверенную походку: мороз был какой-то несущественный, и небо не сулило ничего хорошего.
— Опять, верно, растеплеет, — сказал дед Андрей, глядя на тёмное ещё, в целом, небо.
— Думаешь? Может, всё-таки установится зима уже? Где ж это видано, январь уж, а только слегка припорошило, да лёд ещё толком не встал.
— Не, небеса хмарые, с дырками и бегут — знать, тёпло будет. Ладно, тут до Зябликова лыжня есть, по ней, что ли, двинем?
— Давай. Ваньк, с горок поедем. Там, знаешь, какие горки?
— Знаю, пап, мы ж с Андрейкой бывали там, — Ванька вспомнил, что до сих пор с Андрейко-то и не помирился. — Надо будет с ним сходить, может, простит тогда.
— Не помирились ещё, что ли?
— Обиделся он всерьёз, слушать не хочет, — угукнул вдруг расстроенный Ванька.
— Ладно, пройдёт. Только ты, Ванятк, друзьями не разбрасывайся. Друзья они, ой, как нужны по жизни! Да, отец?
— А то ж, конечно, — ответил дед Андрей, направляя свои лыжи на юго-восток по едва заметной лыжне.
Они шли по полю, слева тянулось ЛЭП. Дед шёл первым, малого запихнули в середину, замыкал Пётр. Ванька шустро перебирал своими коротким ножками, поспевая за размеренным шагом деда. Пётр подбадривал и развлекал сына, дыша ему в спину.
— Вань, как устанешь, сразу скажи, я тебя на буксир возьму.
— Не, я не устану, пап, — тот уже разрумянился и голосил пока бодро.
— Ты не мельтеши так часто. Старайся шаг длиннее делать, скользи. Гляди, как дедушка делает.
А дед, действительно, красиво шёл на этих широченных лыжах, плавно отталкиваясь палками.
Их троица рассыпанными точками нарушала белизну поля. Было безлюдно. Шумел ветер, навевая тепло с юга. Вскоре они подобрались к оврагу. Склон был круг и неровен. Дед поехал первым, заложил дугу, ухнул, удержав себя на кочке, притормозил.
— Давай, Ванёк! — позвал следующим внука. У того забилось сердце, но он, преодолевая, подошёл на стартовый приступок.
— Не бойся, чуть плугом ставь, да поверни в середине, — напутствовал отец. — Давай, пошёл!
И Ванька пошёл. Он распрямил и запараллелил лыжи, отчего понесся со свистом, лишь уши шапки заболтались на ветру. Подпрыгнув на кочке, раскорякой он разметал руки ноги, палки вскинулись выше головы… Приземлился с хрустом и шмяком. Отец стремительно слетел вниз. Скинув лыжи, бросился к сыну. Подъехал и дед. Ванька обалдевшими глазами глядел на мужиков. Вдруг начал смеяться.
— Как я летанул-то, а? И совсем даже не испугался.
Глядя на него, начали смеяться и отец с дедом. Потом уж проверили, ничего не сломал ли? Ванька был цел, невредим и даже не повредил снаряжение.
— Вот только бабкиным пирогам каюк пришёл, — достал смятый кулёк дед Андрей из Ванькиного рюкзачка.
— Но так-то, Ваньк, ты не очень хорошо прошёл спуск, прямо скажем даже — плохо прошёл.
— Ладно, научится ещё. Зато крепкий он. Вона, как летанул и ничего, посмеялся только.
На самом деле, Ванька трухнул сразу, как только поехал. Не сумев сделать лыжами ничего из требуемого отцом, он летел, уже плохо соображая от страха, подобравшись всем телом. Но организм, тренированный на горках с друзьями, держался и лишь крепкий бугор выбил его из седла. Но с приземлением повезло, поэтому сейчас и посмеивались все дружно.
Наверх карабкались с лыжами в руках, переступая валенками по неровным, осыпающимся ступеням крутого оврага. Выбрались наверх, перевели дух. Зябликово темнело чуть поодаль; уже застелились вьюнки дымков, прижимаемые ветром. Деревня встречала новый день и год, озябливо стряхивая ночной снежок с крыш.
— Сейчас уже скоро выйдем к этой дороге новой, — пыхтя, никак не отдуясь от подъёма, сказал дед Андрей. — Прямо туда и пойдём, — кивнул он на юг.
Они снова надели лыжи и неспешно двинулись. Лыжни уже никакой не было, и первым пошёл Пётр, торя широкие полосы лыжни. Ванька, немного ещё потрясённый, частил уже меньше, примеряясь к размеренному ходу отца.