Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Хорошо, любезная Кларисса! есть-ли ты не чувствуешь трепетанія сердца и красня не имешь въ лиц краски, то конечно уже не чувствуешь того ничего. Ты говоришь, что не имешь къ нему любви ни мало; но для чего? для того что не хочешь. Изрядная причина! нечего уже сказать боле. Теперь я буду смотрть на тебя зажмуренными глазами, и думаю что и ты будешь длать то же; ибо весьма безразсудно заключать изъ того что не имютъ любви, когда не хотятъ имть оной. Но неокончивая еще сего, позволь сказать теб на ухо въ небольшую предосторожность, что посторонней зритель всегда лучше судитъ объ игр, нежели т которые играютъ. Не могло ли случиться, что ты имя дло, съ людьми странными и своенравными не имла времяни
Но имешь ли ты къ г. Ловеласу склонность, или нтъ; но я уврена, что хочешь нетерпливо слышать то, что объ немъ госпожа Фортескю говорила. Не опасайся ни чего; не долго я оставлю тебя въ нетерпливости.
Она расказываетъ множество забавныхъ повстей, происшедшихъ въ молодыхъ его лтахъ, и говоритъ, что онъ совершенно избалованъ. Однакожъ оставя вс сіи ничего незнающія бездлицы обратимся на разсмотрніе его свойствъ и нрава.
Госпожа Фортескю признается согласно со всмъ свтомъ, что онъ чрезвычайно пристрастенъ къ забавамъ, а при томъ самой хитрйшей и постояннйшей въ терпливости изъ всхъ смертныхъ. Въ сутки спитъ только по шести часовъ. Будучи у своего дяди или у госпожи Сары, часто уходитъ для того чтобы приняться за перо. Мысли его текутъ съ пера безъ остановки, и пишетъ онъ весьма чисто и проворно. Такія дарованія весьма рдки между богатыми людьми знатнаго рода, а особливо между такими, которые въ молодыхъ своихъ лтахъ избалованы.
Въ одинъ день когда хвалили его дарованія, и превозносили его прилжность, рдкую въ человк люблящемъ забавы, то онъ пришелъ отъ того въ такое высокомріе, что сравнивалъ себя съ Іуліемъ Кесаремъ, которой днемъ исполнялъ великія дйствія, а ноччю ихъ записывалъ.
Разговоръ сей сопровождаемъ былъ шуточнымъ видомъ; ибо онъ признаетъ самъ въ себ свое тщеславіе; и сіе длаетъ съ такою пріятностію, что мсто заслуживаемаго имъ за то презрнія пріобртаетъ себ похвалы отъ всхъ своихъ слушателей.
Но положимъ, что и въ самомъ дл употребляетъ онъ нсколько часовъ ночи на писаніе; да чтожъ такое пишетъ? Естьли записываетъ подобно цесарю собственные свои дла, то долженъ быть очень золъ и предпріимчивъ, по тому что не иметъ въ себ нимало важнаго духа; и я бьюсь объ закладъ, что записки его не много могутъ ему принести чести и пользы ближнему. Надобно думать, что онъ то чувствуетъ и самъ; ибо госпожа Фортескю увряетъ, что въ перепискахъ своихъ онъ чрезвычайно скроменъ, и таитъ ихъ отъ всхъ, какъ вещь наивеличайшей важности.
Что ты и я любимъ писать, то нимало не удивительно. Едва только начали мы владть перомъ, какъ единственная наша забава здлалась въ нашихъ перепискахъ. Вс упражненія наши заключены въ предлахъ нашего дома, и мы провождая сидячую жизнь, можемъ предавать бумаг тысячи такихъ невинныхъ вещей и предмтовъ, кои для насъ кажутся иногда не малой цны, хотя для другаго не могутъ приносить ни пользы, ни забавы. Но немало удивительно и чудно то, когда можетъ проводить часовъ по шести за письмомъ такой человкъ, которой любитъ охоту, лошадей, публичныя собранія и веселости. Такой человкъ долженъ почитаться чудомъ.
Но каковы бы ни были прочія его пороки; однакожъ госпожа Фортескю увряетъ согласно со всмъ свтомъ, что онъ человкъ трезвой, и что при всхъ своихъ худыхъ свойствахъ не имлъ ни когда пристрастія къ игр, что въ молодомъ человк нынешняго вка можно почитать не млымъ достоинствомъ.
Госпожа Фортескю говоритъ также объ одномъ изъ его пріятелей, съ которымъ онъ связанъ тснйшею противъ прочихъ дружбою. Ты я думаю помнишь, что говорилъ о немъ и о его знакомцахъ отброшенной дворецкой. описаніе его кажется мн нсколько справедливо. Съ долгами своими онъ почти уже расплатился, и нтъ надежды, чтобы вошелъ еще
Всякой можетъ легко вообразить себ, что человкъ храброй, просвщенной и прилжной не можетъ никакъ быть злобнымъ. Самой величайшей его порокъ состоитъ въ томъ, что онъ равнодушенъ и нерадивъ вразсужденіи своей славы. Наконецъ изъ всхъ словъ госпожи Фортескю, г. Ловеласъ кажется мн человкомъ порочнымъ. Я и ты почитали его скорымъ, безразсуднымъ, дерзскимъ и наглымъ. Изъ самой ссоры его съ твоимъ братомъ можно видть ясно, что старался онъ всячески скрывать свой нравъ, которой въ немъ весьма высокомренъ. Ежели къ кому чувствуетъ онъ презрніе, то простираетъ его до чрезвычайности. При удобномъ случа не щадитъ онъ также и твоихъ дядьевъ.
А впрочемъ обнаруживается онъ очень ясно по своему тщеславію, которое въ немъ почти безпримрно. Однакожъ со всмъ тмъ естьлибы кто другой имлъ въ себ такіе пороки, то былъ бы совершенно несносенъ.
Пріятной сей плутишка удостоилъ меня своимъ посщеніемъ, и только что теперь отъ меня вышелъ. Видна въ немъ великая нетерпливость и ужасное негодованіе вразсужденіи чинимыхъ противъ тебя поступокъ, также и опасность, чтобы не могли тебя убдить склониться на длаемыя теб предложенія.
Я сказала ему, что имю такія мысли, что не будутъ никакъ принуждать тебя согласиться вытти за такого человчка, каковъ г. Сольмсъ; и что дло уповательно ршится на томъ, что должно будетъ отказать и тому и другому.
Ни одинъ еще человкъ, говорилъ онъ, имя столь знатное имніе и фамилію не былъ приниманъ столь неблагосклонно отъ той женщины, для которой претерплъ толико обидъ и посрамленія.
Я спросила его съ обыкновенною соею вольностію: кто тому причиною, и кто въ томъ можетъ почитаться виновнымъ? И длала его самаго въ томъ судьею. Онъ жаловался на то, что дядья твои и братъ подкупаютъ нарочно шпіоновъ, чтобы присматривать за его поведніемъ и поступками. Я отвчала ему, что въ такомъ случа онъ долженъ быть очень спокоенъ; ибо не надюсь я, чтобы онъ могъ имть причину опасаться такихъ за собою присмотровъ. Онъ за сіе поклонился мн съ небольшею улыбкою. Признаюсь теб, любезная пріятельница, что боюсь я, чтобы онъ не заплатилъ родственникамъ твоимъ за хитрость ихъ собственною ихъ монетою.
Теперь прощай, любезная Кларисса; послднее твое письмо вселило въ меня наиболе къ теб удивленія, горячности и уваженія; и хотя сіе письмо и начала я нсколько дерзскою шуткою, однакожъ надюсь, что ты простишь меня въ томъ великодушно.
Анна Гове.
Письмо XIII.
въ среду 1 марта.
Теперь принимаюся за перо съ тми мыслями, чтобы изъяснить теб, какія причины побудили моихъ родственниковъ принимать съ такою горячностію сторону г. Сольмса.
Извини меня, что для лучшаго объясненія возвращусь я нсколько назадъ, и буду повторять нсколько такихъ обстоятельствъ, о которыхъ ты уже извстна. Когда теб угодно, то почитай сіе письмо прибавленіемъ къ прежнимъ моимъ письмамъ отъ 15 и 20 января. Въ сихъ обихъ письмахъ описала я теб непримиримую ненависть брата моего и сестры противъ г. Ловеласа, и о употребленныхъ ими средствахъ, чтобы опорочить его въ мысляхъ прочихъ моихъ родственниковъ; сказала теб, что они оказывая ему прежде грубую и презрительную холодность и неучтивство, дошли на конецъ до того, что учинили ему личную насильственную обиду, отъ которой произошло извстное теб между имъ и братомъ моимъ несчастное произшествіе.