Драконье царство
Шрифт:
— Да, ты права.
— А я? Я для тебя тоже призрачная?
— Нет. А вот я для тебя — может быть.
— Если твой мир «призрачен» так же как ты…
— Хуже, Гвенивер. Я все-таки могу сюда попасть, а он — это совсем-совсем другое. Чуждое. Я — где-то посередине.
Она подумала несколько мгновений, а потом содрогнулась всем телом.
— Это страшно, — призналась она.
— Я знаю, — заверил я.
— Почему ты женился на мне? — это и правда был главный вопрос, с которым мне нечего было поделать.
— Я думал, что этот мир может стать моим.
— Ты хотел этого?
— Да, очень.
— Почему же не хочешь теперь?..
— Реальность, — ответил я. — Она проскальзывает как песок сквозь пальцы. Хочу я или нет, я ускользаю сам, если хочу удержать ее. И ты всю жизнь будешь чувствовать во мне эту фальшь.
— Что же мне делать?
А ты думал, это будет просто? Или хотя бы возможно? Даже взять ее с собой было бы проще. Так же как было жениться на ней.
— Быть королевой, — сказал я совершенно неожиданно для себя самого. И подумал, не пожалеть ли об этом. Но не стал этого делать.
Перестав всхлипывать, Гвенивер отстранилась от меня — просто чтобы посмотреть большими потрясенными глазами.
— И самой быть сказочной. Немного.
— Артур!..
— Что, милая?
— Что должно случиться?!
— Только то, что должно, Гвенивер. Только то, что должно. Это случается в жизни каждый день…
— Пока еще ты здесь… — она решительно потянула меня за воротник. — Я не позволю тебе больше говорить, и лгать!..
Я хотел бы сказать ей еще многое, в том числе и о том, что однажды она спасла меня от безумия, но любое «слово изреченное есть ложь», и иногда лучше обойтись без них. Если можешь выразить то, что чувствуешь — как-то иначе.
Друид и епископ, Бран и Блэс, приглашенные ко мне одновременно, переглядывались, как обычно, дружелюбно-задиристо.
— Рад видеть вас обоих! — приветствовал я. — И поверьте, я позвал вас по очень важному делу. Я хочу составить завещание. Вернее, я его уже составил. А вы — будете его свидетелями и хранителями. И знать о нем будете пока только вы. Я знаю, что могу вам доверять.
Челюсть Блэса отвисла, а глаза потеряли всякую осмысленность. Но он быстро совладал с собой, и даже вернул подбородок на место.
— Какой предусмотрительный юноша… — кивнул он одобрительно, и фамильярно ткнул друида в бок, чтобы тот с ним согласился.
Бран забавно округлил глазки-буравчики — они по-прежнему смотрелись очень маленькими и темными, но очень круглыми.
— А как же Мерлин?! — заинтригованно воскликнул спохватившийся епископ.
— Мерлин? — я невольно хохотнул от такого интереса именно епископа. — Он слишком не от мира сего, чтобы заниматься его делами… — я увидел, что Бран собирается что-то возразить, и добавил: — и дальше. С него уже хватило одного завещания. А это — дело для вас. — Они забавно подпрыгнули в своих креслах, приняв очень чинный и внимательный вид. — И для нас — почти простых смертных.
Они спорили. Спорили довольно яростно и долго, и не понимали, что происходит. Я объяснял. Тоже долго. И как мог — отчетливо…
Наконец они утерли пот со лбов и утомленно удалились, надеясь, что вся эта блажь потеряет всякий смысл через годик-другой сама собой. И уж им-то точно не придется заботиться об исполнении всего этого. В конце концов, это они — в преклонных летах, а я успею еще сто раз одуматься, пока доберусь до столь же почтенного возраста, когда это начнет иметь какое-то значение.
— Ну и как? — поинтересовался Мерлин, увлеченно обмакивая перо в чернильницу. — Что именно ты там написал в завещании и кому оставил корону?
Я поведал, в общих чертах.
Мерлин расхохотался и весело отбросил перо.
— Стандартный идиот! — восхитился отец. — Ну и как ты себе это представляешь?
Я обиделся.
— Как бы разумно все ни было написано, все равно в итоге все пойдет не так. Я не считаю настоящего Мерлина стандартным идиотом, но вышло у него все так себе!
Отец только посмеивался.
— Поступай как хочешь — это твоя сказка.
Я ведь говорил, что он «не от мира сего»?
— Вот так и поступаю, — огрызнулся я. — Я помню твою распрекрасную теорию, что дети должны сами набить себе все свои шишки. В некотором роде, я предоставляю им то же самое.
— Наверное, это можно рассматривать и так, — ехидно согласился отец, пожав плечами.
«И никогда не знать, на что опереться, — подумал я, дуясь. — Или от чего оттолкнуться. Или что именно сломать…» Ну что ж, у всего на свете есть свои недостатки.
— И еще, я совершенно не собираюсь все это себе «представлять». Просто, надеюсь, знаю и чувствую, к чему клоню. А если ошибаюсь, значит, разберутся сами. В конце концов, это их вселенная, и их сказка, даже не моя.
— Ты теперь — изрядная ее часть.
— Так же как и ты. А вернее, только их представление о нас всех. И они вызвали нас так же, как мы вызываем грозу. Если, конечно, мы это делаем…
— Если…
— А возможно, мы вообще не живем, и нас не существует…
— С определенной точки зрения…
— Да нужна нам эта точка зрения? А вот в другом смысле ее поставить стоит. «Никто не может сказать, был ли счастлив человек, пока он не умер».
XXIII. «Смерть Артура»
Карлион «был проследован без остановок». И мягко говоря, по линии, значительно отклонявшейся от предполагаемого официального курса — весьма сильно на юго-запад. Настолько сильно, что оказался на противоположном острие воображаемого треугольника, вдоль подошвы которого мы двигались. Первая часть пути оказалась спокойной, но уже вскоре стало ясно, что мы движемся совсем не туда, куда было объявлено, и в какой-то момент начались небольшие приключения.