Драйверы
Шрифт:
Борька взял кавказских мужчин и сержанта-мента на прицел своего «УЗИ», а Ахмет метнулся к «девятке» и ей, сердешной, из «калаша» тоже решительно прострелил все колеса — и задние, и передние.
На дороге, как по заказу, по-прежнему не было видно ни одной машины. Эх, темная ночь, только пули свистят… «Один пуля всю ночь по степи за джигитом гонялся…»
Все трое пленных стояли метрах в четырех перед Борькой с высоко задранными руками, и при свете фар было видно, что у одного из гражданских из носу льется кровь, а второй как-то странно потряхивал башкой, словно муху пытался отогнать. Неужели их Ахмет там, в «рафике», приложил?
Надо же — маленький да удаленький. Дела… У ментовского сержанта — он к кабине «КамАЗа» ближе всех стоял — бледное личико прямо все тряслось, губы дрожали, задранные руки вибрировали. Сейчас заплачет и обоссытся, бедолага.
Видно было, что не ждали разбойнички такого оборота. Оборзели, привыкли на мирных водил страх нагонять, подонки, — а тут такой облом. Р-раз и-в глаз…
Вот вылезу сейчас из кабины, возьму у Ахмета «ТТ» и каждому подонку в затылок по пуле всажу. Потом трупы — в лес. До весны не найдут. И на земном шаре воздух немного чище будет.
Бр-р-р… Видно, совсем я рехнулся. Ну их в задницу, сволочуг. Руки о них еще пачкать. Мне тех, болотных бойцов, хватает, еще и этих на душу брать. Сами сдохнут, гниды.
Таджик тем временем сунулся ко мне в кабину:
— Веревку дай, дядя Витя.
Я залез рукой в свою сумку и на ощупь достал большой моток черной изоленты, прихваченный мной на всякий случай из дома. Вот и пригодилась.
— На, держи, племянник. И не жалей — изолируй их как следует. Побольше мотай… И ноги, и руки… А лучше — жгут на шею.
На лице у Ахмета ничего не отражалось, ни волнения, ни мандража. Мне даже показалось, что он как бы чуточку весел был. Странно все это.
Минут через пять все трое пленников были накрепко «заизолированы» и засунуты могучим Бобом назад, в «рафик». Он их правой рукой брал за шкирку, а левой — за задницу, и как мешки забрасывал в автобус. Классно. Видно, не на шутку разъярился Борис Евгеньевич. Потом резко захлопнул дверцу.
Я из кабины крикнул Борьке:
— Заведи им мотор, а то еще замерзнут…
Боб кивнул мне, сел на водительское место в «Рафике» и запустил движок. Ну, по крайней мере не сдохнут теперь от мороза. Поживут еще, суки поганые.
Интересная канитель закручивалась, хотя и непонятно — какая?
Через минуту Ахмет с Борькой залезли в кабину «КамАЗа». Несмотря на мороз и метель на улице, от них шел пар — согрелись ребята, меня же наоборот — колотило.
— Жми на полную, Витька, — приказал мне Борис и по-хозяйски принялся упаковывать «УЗИ» в свою бездонную черно-зеленую сумку.
Не мешкая, я включил скорость, левый поворот, аккуратно объехал осевшие на простреленные колеса «рафик» и «девятку» и вжал педаль газа в пол. Дизель мощно взревел, и мы продолжили путь на север.
А люблю я этот автомат, честное слово. Нравится он мне почему-то. Есть в нем что-то притягательное. Красивая рукоятка-магазин, ствольная коробка — толковый парнишка был, этот Узя…
Ну, ладно — лирика это. Сейчас не о любви надо думать, а рвать когти отсюда побыстрее. Как говорил один мой знакомый — ноги, ноги, уносите мою жопу…
После того, как наш «КамАЗ» достаточно хорошо разогнался и я переключился уже на пятую передачу, маленький Ахмет вдруг сказал:
— Витя, останови, пожалуйста, надо еще кое-что сделать.
Я сразу же и остановил. Что мне, трудно, что ли? Особенно, когда так вежливо просят, да еще с волшебным словом. Интересно, что это он задумал?
Ахмет открыл дверцу и выпрыгнул из кабины в темноту, прихватив с собой добытый в схватке «Калашников», пистолет «ТТ» и свою сумку.
Возле дороги сугробы были едва ли не выше таджика, но он мужественно преодолел их и, проваливаясь в снегу по пояс, исчез за ближайшими деревьями. Отсутствовал секунд тридцать, не больше, и вернулся уже без автомата и без пистолета. Так, ясненько — улики сбросил. Автомат ментовский выбросил, или припрятал. Наверное, все же припрятал, «АКМ» — вещь дорогая. Зачем же дорогие вещи выбрасывать?.. Я бы ни за что не стал выбрасывать. Я бы его в тряпки завернул и подвесил на елку. Для оружия в лесу елка — самый хороший тайник. Сто лет висеть может. Наверное, Ахмет так и сделал. Не дурак же он, в самом деле — цену автомату знает…
Надо место точно засечь. Далеко от дороги он не отходил — при случае пошукаем и найдем. Интересно, зачем он сумку с собой брал? А, наверное, свой «тэтэшник» в нее спрятал. Хотя мог бы и в кабине в сумку сунуть. Борька, вон, без всяких стеснений «узю» назад запихал.
Зулу знал, что на трассе есть бандиты-рэкетиры. Он даже приблизительно знал районы «кормления» некоторых «бригад». С этим приходилось мириться — такое сейчас время… Они могли ограбить, убить, они могли сделать все, что захочется, с любой из проходящих по трассе машин с грузом, но…
Но чаще всего просто снимали дань. Это гораздо выгоднее и спокойней. Постоянный источник доходов. В принципе, трасса была строго поделена между группировками, и чужие не шалили — расплата была слишком высокой. Чужих, залетных беспределыциков постоянные работники ножа и топора просто убивали.
Вот и сейчас, увидев милиционера, он сразу понял, что это за милиционер. Зулу прикинул, какую сумму потребуют с него за провоз товара, и в принципе готов был отстегнуть дань. Сумма его не волновала — главное, не выбиваться из графика. Так и оказалось — не пожелал «милиционер» даже документы водителя посмотреть, сразу — «хозяина давай».
Ну, хозяина, так хозяина.
Началось все просто, а кончилось — не очень…
Он бы им и денег заплатил, и водки бы им дал, сколько запросят, но один из бандитов, разговаривавших с ним в автобусе, проболтался. Парень потребовал у него не ящик водки, а ящик «Зубровки»… Хотя и не смотрел накладные на груз, и в кузов не заглядывал.
Эта оговорка и нереальная сумма дани решила все. Зулу понял, что бандиты работают «по наводке» и, вероятнее всего, не деньги им нужны, не дань.
Вероятнее всего — им нужен он. Захватят или убьют. Причем — всех троих. И его, и водителей. А разговоры о тысячах и ящиках «Зубровки» — просто отвлекающий маневр.