Драйверы
Шрифт:
— А я, Боря, Ахмету свой старый паспорт всучил. На Зайцева. Ну, а сегодня утром, когда аксакал бородатый решил тебя пристегнуть, твою паспортину проверить, я, образно говоря, обоссался. Думаю — прокинули они меня через адресное и не нашли. Скучно мне вдруг стало. Но как-то все же обошлось. Ну, ты сам посуди — зачем им наши адреса знать? Тебе это надо?
— Нет, — сказал Боб, — мне не надо. В общем — ясненько. Значит, ты сразу что-то неладное почуял — раз побоялся настоящий паспорт им показать… Пованивает дельце, а, Виктор Сергеич?
— Похоже — ты прав. Шмонит слегка. Ну, нам-то теперь какая разница, что я там почуял и чем шмонит. Ты что, от денег отказался бы? Кто по телефону рыдал? Кто две «тонны» в казино просадил, Пушкин?
— Каюсь, Витюша, каюсь… — вздохнул Борька.
— Кается он… В любом случае — по двести баксов у нас уже есть. И потом — мы же не на разбой подписывались, а на работу. Пусть теперь таджики голову ломают, наше дело — баранку крутить.
— Еще неизвестно, чем все кончится и кто, что, у кого крутить будет, — ворчливо сказал Боб. — Но как же ты ухитрился старый-то паспорт себе заначить? Ты разве Логинову его тогда не отдал?
— Отдал — не отдал… Докучливый ты, Боб. Есть тебе разница? Я же не спрашиваю, откуда у тебя Колин «УЗИ», хотя отлично помню, что мы оружие вроде бы в озере топить собирались. Я свой «АКМ» Логинову отдал. А кто-то, не будем уточнять — кто, с ясными глазками клялся и божился перед Геной, что «УЗИ» на глубине десять метров в лесном озере утоплен. И Николаю Иванычу наврал. Ты хоть понимаешь, что стал хитрым ворюгой? Ты утаил и тайно похитил чужую собственность. Да если Коля узнает, что ты его автомат не утопил…
— Он мне еще и спасибо скажет. Я же не насовсем его взял. Я после этого рейса его назад Коле верну.
— Верну… Посмотрим, посмотрим, как ты свое слово сдержишь. Верну… А впрочем, ты молодец, Борька, — такую игрушку жаль топить. Вот. А ты говоришь — бабы…
— О бабах я ничего не говорил. Ну, ты сам посуди — зачем мне его топить было? На ваших «стволах» — узкоглазые бойцы висят, а мой — чистенький. Что я, дурак что ли, такую машинку в озеро бросать?
— Да правильно, конечно, незачем. Я бы и сам его не утопил.
Мы сидели и не курили, терпели, чтобы спичкой не чиркать и ночного зрения не нарушать. От вспышки спички в темноте, когда прикуриваешь, минуты на две зрение садится. А курить уже хотелось, и чем дальше — тем сильнее. Нервы, наверное. Прошло еще минут десять, картинка не менялась: гаишник все так же ходил, снег все так же падал… Я уже морально созрел, чтобы Бобу о телефонных переговорах с Геной Логиновым рассказать, и только открыл рот, как вдруг дверца «рафика» рывком распахнулась и появился наш маленький Ахмет. Он почему-то пятился от автобуса задом, а в правой руке у него был… пистолет!
Батюшки… Как ни болела — а умерла…
Ахмет с пистолетом, направленным на дверцу «рафика», двигался по одну сторону автобуса, гаишник, не видя его — по другую. Из открытой дверцы никто не появлялся.
Пока я — как-то замедленно, как в страшном сне, думал-размышлял: что предпринять? — Борька мгновенно, ловким прыжком вылетел из кабины «КамАЗа» с любимым «УЗИ» наперевес. Ну надо же, черт подери, — резвый какой!
Гаишник, увидев Боба с автоматом, тоже опешил и врубился не сразу. А когда до него дошел смысл происходящего — попытался содрать с плеча свой «Калашников». Но поздно хватился парнишка — красноречиво направленный в его сторону коротенький, но грозный ствол борькиного автомата резко убавил в сержанте воинственности. Мент попался хоть и молодой, но толковый — сразу задрал лапы вверх и, вжав голову в плечи, повернулся спиной к Борису. Сдаюсь, мол, не стреляйте…
Я сидел, как дурак, в кабине, с трудом воспринимая происходящее.
Господи, но ведь было все уже… Было. Зачем снова-то? Ну, ехали бы себе и ехали… Я ведь с самого начала, когда старый анашист что-то нечленораздельное стал намеками говорить, почувствовал неладное. А вернее — с того момента, когда узнал, что водка конфискованная. А если уж совсем честно, то и еще раньше — когда Гена начал мне мозги пудрить…
Но чтобы вот так, с автоматами наперевес — этого я не предполагал. Мы так не договаривались.
А кто же там, в «рафике»-то остался? На кого Ахметка ствол пистолетный навел? А вдруг сейчас оттуда еще менты выскочат в бронежилетах и с автоматами? Или сразу лупить очередями начнут?
И на фиг мы с Борькой подписались на эту работу? Вот дураки-то. Вернее, я — дурак. И не просто дурак, а дурак с инициативой — самая опасная разновидность дурака. И опять Борьку втянул. Права была его покойная мама, когда в детстве во всех заморочках меня обвиняла.
Ахмет, увидев Борьку с автоматом, направленным на сержанта, не удивился. Или удивился, но виду не обозначил и что-то быстро сказал ему — я в кабине не расслышал, поэтому интенсивно стал крутить ручку, опуская стекло дверцы. Борька подошел к менту сзади и осторожно снял с плеча сержантика «АКМ». Потом отодвинулся немного в сторону, оглянулся на дорогу — не едет ли кто? — передернул затвор и короткой очередью из ментовского автомата полоснул по задним колесам «рафика». Грохот, вспышки, гильзы — веером… И искры от трассирующих пуль — во все стороны. Резина сразу — в хлам. Одно колесо, другое… «Рафик» прямо упал на задние колеса. Ей-богу, как живой, как лошадь — на задние ноги… А расдухарившийся не на шутку Боб двинулся к передним колесам — еще две короткие очереди — и им пришел конец.
Мой легкий мандраж резко усилился. У меня всегда так, с детства. Помню, когда боксом занимался, на ринге перед боем — мандраж. Правда, потом, после гонга — сразу проходит. Когда дерешься — не страшно…
Выскочить, что ли? А зачем? Фигня. Буду сидеть. Пока мое место — за рулем в кабине. Однако хуже нет, чем со стороны наблюдать. Адреналин в кровь в ураганных дозах поступает, а реализации нет. Говорят — для сосудов это не здорово. Чревато атеросклерозом. Оно и правильно, оно и верно. Как раз всякие там атеросклерозы для меня сей момент офигенную опасность представляют. Да мне сейчас даже СПИД не кажется таким уж плохим делом. Ну, нос провалится, ну, еще что-нибудь отвалится…
Когда с колесами «рафика» было покончено, Ахмет взял у Боба «АКМ», предварительно засунув свой пистолет куда-то под куртку, вернулся к дверце автобуса, распахнул ее пошире и оттуда, согнувшись, вышли с поднятыми руками двое мужиков. Странно как-то они двигались: почти на полусогнутых… А лапы кверху тянут старательно. Видно, маленько напугались.
Так, вот уже и первые пленные появились. Не менты — в штатском: брюки, куртки, сапожки… Рожи — горбоносые… Господи! Опять эти горцы. И в Чечне они, и в Карелии… Сколько же их развелось, абреков этих?