Древняя Русь. Быт и культура
Шрифт:
Д. Серафимы. Представлены в двух изводах: шестикрылые с нимбами (шесть рельефов Георгиевского собора) (табл. 115, 37) и четырехкрылые, тоже с нимбами, но с рипидами в одной руке (пять рельефов того же собора (табл. 115, 36).
Из этого краткого обзора нетрудно заключить, что мистический аспект архитектурного декора заметно усилился к началу XIII в., причем в мистической образности происходило возрастание роли ангелов. Аналогичное явление наблюдается и в росписи «золотых дверей» собора Рождества Богоматери в Суздале (1222–1225).
По-видимому, русское искусство к началу второй трети XIII в. было захвачено широкими мировоззренческими концепциями, нуждавшимися в символических формах. На этом этапе древнерусское искусство было временно заторможено в своем развитии татаро-монгольским вторжением. Однако достижения мастеров архитектурного декора XI–XIII вв. были столь велики, что раннемосковская архитектура начала свой путь с его частичного возрождения.
Глава 13
Орнамент Древней Руси
Методика изучения орнамента
Т.И. Макарова
Орнамент пронизывал все сферы древнерусского искусства: он украшал и вещи повседневного обихода, и одежду, и драгоценную утварь, и стены храмов. С ним люди встречались ежечасно — на празднествах, у себя дома, на страницах книги. Орнамент выражал сложные понятия бытия. Как писал В. Стасов, «орнамент никогда не заключал в себе ни одной праздной линии». В нем все имело свое значение, все являлось «словом, фразой, выражением известных понятий, представлений» (Стасов В., 1894, с. 207). Поэтому для человека того времени орнамент был наиболее кратким, условным, но всем понятным изображением основных законов природы: рождения, жизни и смерти в их неизменной последовательности.
Орнамент — это своеобразная тайная запись воззрений человека Древней Руси на окружающий его мир — запись, тайная для нас и ясная для его современников. Многочисленные примеры прочтения этой тайнописи дает в своих работах Б.А. Рыбаков, признанный знаток семантики древнего искусства (Рыбаков Б.А., 1967, 1969, 1971, 1974, 1975). Он возглавил то направление в его изучении, которое можно назвать историческим. Этот традиционный в отечественной литературе подход (Городцов В.А., 1926; Динцес Л.А., 1951; Амброз А.К., 1965; 1966) нашел в его лице последовательного защитника. Итак, первый аспект в изучении орнамента связан со взглядом на него как на запись языком искусства тех «вечных тайн» жизни, которые осознаются народом на протяжении всей его истории.
Орнамент постоянно впитывал в себя все новое: образы, подсмотренные в привозных рукописях, на тканях Царьграда и Востока, на заморской посуде и украшениях. Они занимали в нем свое место, преображенные фантазией местного художника или бережно сохраненные им (Кондаков Н.П., 1929, с. 135). Поэтому орнамент оказывается изобразительной летописью искусства, по которой можно порой угадать и время, и первоначальный адрес попавшего на ее страницы образа или мотива.
Однако, анализируя отдельные образы и мотивы, легко потерять сознание цельности орнамента. От этого предостерегал еще Н.П. Кондаков (Кондаков Н.П., 1904, с. 130–132). Надо постоянно помнить, что, впитывая чужие образы, орнамент как бы приводит их к общему знаменателю, подчиняя царящему в нем порядку — системе.
Господствуя во всех областях искусства, орнамент, по словам Ф.И. Буслаева, «определяет их общий стиль и эпоху» (Буслаев Ф.И., 1917, с. 8). Это объясняется тем, что орнамент чутко реагирует на изменения в разных областях искусства и сам изменяется так, чтобы в каждый момент составлять гармонию с архитектурой, живописью, ювелирным делом, ткачеством. Он, как музыка, впитывает в себя новые ритмы, пропорции, красочные сочетания и в наикратчайшем выражении запечатлевает их в своих отработанных, как формула, композициях и мотивах. Это достигается благодаря строгому порядку, который царит в орнаменте. Несмотря на безграничное богатство орнамента, в основе его лежат простейшие элементы. Впервые с этой точки зрения взглянул на древнерусский орнамент В.Н. Щепкин (Щепкин В.Н., 1920; 1967). Несмотря на кажущееся разнообразие композиций, комбинации их немногочисленны и подчинены строгим законам симметрии.
Но первым применил в исследовании орнамента законы симметрии С.В. Иванов (Иванов С.В., 1963). Это привело его к чрезвычайно важному выводу о стабильности определенных видов симметрии в орнаменте народов Сибири. Композиции, построенные по определенным, излюбленным видам симметрии, подсмотренным в природе, часто имеют тысячелетнюю историю.
К сходному выводу пришел одновременно другой исследователь — Л.И. Ремпель. Изучая орнамент Узбекистана, он, в сущности, обращался тоже к законам симметрии, говоря о «системе простейших типических ритмов, составляющих тот каркас… на котором веками… развивались… более сложные и внешне отличные от исходных форм орнаменты» (Ремпель Л.И., 1961, с. 27). Именно системы типических ритмов и виды симметрии оказались тем «художественным наследием», которое досталось архитектурному орнаменту Узбекистана от земледельческих и пастушеских культур Средней Азии IV–II тыс. до н. э.
Какое художественное наследие легло в основу древнерусского орнамента?
Для ответа на этот сложный вопрос надо проанализировать все его области, выработав предварительно методику такого анализа. Такая работа только начинается, и принципы ее нуждаются в широком обсуждении, потому что она потребует сил многих специалистов. В этом издании дается один из путей подобного исследования.
Орнамент Древней Руси можно разделить на два класса — растительный и геометрический. Для этого необходимо привлечь орнаментацию рукописей, монументальной живописи и скульптуры, ювелирного дела (эмаль, чернь), кости, дерева, одежды. Естественно, что в настоящей начальной стадии исследования использован не весь доступный материал по орнаменту Руси, так как собрать его воедино — дело будущего.
Такие исследователи, как С.В. Иванов и Л.И. Ремпель, со всей очевидностью доказали, что виды симметрии составляют тот каркас орнамента, который сохраняется с глубокой древности, и определяют его специфику и своеобразие. Не менее важны и основные простейшие элементы, на которые распадаются его мотивы. В.Н. Щепкин определил, что в рукописном орнаменте Руси содержится всего один такой элемент — ветка (Щепкин В.Н., 1920, табл. VIII). Поскольку ветка представляет собой деленный пополам трехлепестковый цветок-крин, его логично считать исходным элементом.
Крин возник в искусстве народов древнейшего очага земледелия — в Двуречье. Вероятно, с самого начала он олицетворял жизнь. Сама природа подсказала древнему художнику эту простую символику. Естественно, что в образе крина люди пытались запечатлеть черты окружающей их природы. Вопрос, когда идея крина и смысл его символики проникли в Восточную Европу, увел бы нас очень далеко. Поэтому остановимся на том, какую роль играл крин в растительном орнаменте Руси.
Не только в книжном орнаменте, как заметил В.Н. Щепкин, но и в орнаменте на вещах с перегородчатой эмалью, на дереве, на изделиях с чернью, в монументальном искусстве основным элементом был тот же крин (табл. 116–117). Правда, в простейшем варианте он встречается не так уж часто, как правило, это его различные модификации. Однако все они не только восходят к своему простейшему прототипу, но и обнаруживают еще одно сходное с ним свойство: они изменяются по определенной системе.