Другой дом
Шрифт:
— Многим мужчинам приходилось пройти через подобное испытание.
— И как же скверно им было, этим мужчинам. — Казалось, Тони погряз в попытках вообразить и примерить на себя самое худшее. — Что мне делать? Куда кинуться?
Роза немного помолчала.
— Вы слишком многого от меня требуете! — беспомощно вздохнула она.
— Не говорите так, — ответил Тони, — в минуту, когда я так плохо понимаю, не следует ли мне просить вас о большем, о гораздо большем! — Услышав это восклицание, Роза встретилась с ним глазами, и выражение ее лица могло бы поразить его, если бы мысли его не были заняты другим. — Вам, Роза, я могу это сказать: она мне невыразимо дорога.
Роза посмотрела на него с глубоким пониманием.
— Именно ваша привязанность к ней покорила мое сердце. — Затем она тряхнула головой, и ее великодушная веселость словно бы выплеснулась, как чай из переполненной чашки. — Но не тревожьтесь. Не может быть, чтобы мы любили ее так сильно только для того, чтобы потерять.
— Пусть меня повесят, если это произойдет! — ответил Тони. — К тому же подобные разговоры звучат гнусно и фальшиво, когда налицо такая радость, как у вас.
— Как у меня? — несколько неуверенно повторила Роза.
Ее собеседник уже был в состоянии заметить ее недоумение и найти его забавным.
— Надеюсь, с мистером Видалом вы разговариваете иначе!
— А, мистер Видал! — пробормотала Роза странным тоном.
— Разве вы не будете рады его увидеть?
— Очень рада. Но как бы вам получше объяснить? — Она на мгновение задумалась, а затем продолжала, будто исключительная понятливость Тони и установившаяся между ними приятная близость делали ответ вполне очевидным: — Радость радости рознь. Это не юношеская любовная мечта; скорее старая и довольно печальная история. Мы волновались и ждали — мы знаем, что такое печаль. Наше сближение было непростым.
— Я знаю, что вам пришлось очень нелегко. Но разве теперь пора испытаний не миновала?
Роза помедлила.
— А вот это как раз ему решать.
— И он, как я вижу, уже все счастливо решил! Только посмотрите на него.
Пока Тони говорил, дворецкий распахнул стеклянные двери. В дверях стоял молодой человек, прибывший из Китая, — невысокий, худощавый, с гладко выбритым лицом, в темно-синем двубортном сюртуке.
— Мистер Видал! — объявил дворецкий, прежде чем снова удалиться, а посетитель, быстро войдя в холл, внезапно и робко остановился при виде хозяина.
Его заминка, однако, продлилась ровно до тех пор, пока Роза с чисто девичьей непосредственностью и грацией не положила ей конец. Тони сразу почувствовал, что он здесь лишний, но это не помешало ему восхититься ее очаровательным и стремительным движением навстречу гостю, ее ласковым «Деннис, Деннис!», ее легкими трепещущими руками, нежно склоненной головой и краткой, но знаменательной тишиной, наступившей в миг, когда она обняла возлюбленного. Тони поглядел на них, сияя от удовольствия, ибо их торжество не обошлось и без его содействия, и немедленно с теплотой пожал гостю руку. Он пресек смущенные выражения благодарности последнего, поскольку был слишком обрадован, и, пообещав, что скоро вернется, чтобы показать гостю его комнату, снова отправился к бедной Джулии.
VI
Когда дверь за хозяином закрылась, Деннис Видал снова привлек к себе нареченную и с безмолвной радостью прижал ее к груди. Она мягко повиновалась, а затем еще более мягко попыталась высвободиться, хотя он, покрасневший и настойчивый, так до конца ее и не выпустил. Суровое молодое лицо Денниса светилось: его глаза, так долго не видевшие любимую, вновь платили ей дань восторга. Удерживая ее, он расплылся в улыбке, так что по бокам сухих тонких губ образовались две складки, говорившие о сильном, но снисходительном нраве.
— Дорогая моя, — пробормотал он, — вы именно такая, как мне помнилось, и даже более того!
Она шире раскрыла ясные глаза.
— Что значит «более того»?
— Еще более тревожащая! Смотрю — и боюсь.
И он снова поцеловал ее.
— Это вы замечательный, Деннис, — сказала Роза. — Вы выглядите так невероятно молодо.
Деннис ощупал худой, изящной, загорелой рукой свой чисто выбритый загорелый подбородок.
— Если бы я выглядел таким старым, каким себя чувствую, дорогая девочка, мой портрет печатали бы в газетах.
Он усадил Розу на ближайший диван и сидел боком, сжимая ее запястье, которое так и не выпустил, хотя пальцы ей удалось высвободить. Роза же тем временем откинулась на спинку дивана и сама внимательно его рассматривала.
— И все же нельзя сказать, что вы выглядите по-мальчишески — или даже так уж свежо и молодо, — продолжала она, словно желая сама толком разобраться в своих впечатлениях.
— Свежо, моя дорогая девочка! — Деннис счастливо усмехнулся; затем поднес ее запястье к губам и держал так, не сводя с нее глаз, пока она не отнимала руку. — Вот это — самое юное, самое свежее из всего, что я знаю! — воскликнул он, когда Роза высвободила наконец запястье и сложила руки на коленях.
— Жизнь вас потрепала, но вы не сломлены, — заметила она в своей доброжелательной, но отстраненной манере. — Знаете, судя по вашей внешности, дела у вас совсем неплохи.
— Да, мои дела совсем неплохи, я знаю, — произнес он с едва заметной ноткой нетерпения. Затем добавил: — Ваш голос все это время звучал у меня в ушах. Но вы вкладываете в свои слова что-то такое, чего никто другой — все это дурачье несмысленное — в свою речь вложить не может! Не смотрите на меня таким оценивающим взглядом, — продолжал он, улыбаясь. — Вы заставляете меня нервничать: я начинаю сомневаться в том, что меня ждет!
Поначалу оба стеснялись друг друга, но теперь Роза уже преодолела стеснение. Она по-прежнему сидела, откинувшись на спинку дивана, с руками, сложенными на коленях, и, повернув к нему голову, с очаровательной задумчивостью его рассматривала.
— Я всего лишь думаю, — сказала она, — что вы выглядите молодым подобно тому, как стальной инструмент высочайшего качества, сколько бы им ни работали, нередко выглядит новым.
— Ах, если вы имеете в виду, что я затачиваюсь во время работы… — рассмеялся молодой человек.