Друиды
Шрифт:
Он остановился перед домом, где на шесте висело потрепанное знамя желтого и синего цветов.
— Вот, Айнвар, — с грустью сказал он. — Это дом моего отца. — Он погладил истрепанную ткань знамени. — А это был его стяг.
— Тут никто не жил после гибели твоего отца, — сказал кто-то из толпы.
Рикс повернулся к людям.
— А кто бы посмел? — спросил он. — Теперь я здесь живу.
Он распахнул дверь, наклонил голову под притолокой и вошел внутрь.
Той же ночью в доме собралось так много людей, что даже без очага холода не ощущалось. Женщины из клана Рикса все-таки разожгли огонь и принесли нам еду. Воины, сторонники
— Он проиграл больше сражений, чем выиграл, — орали они. — Мы за все лето так и не пограбили соседей ни разу. Вот теперь он отправился сражаться с лемовиками, а думаешь, почему? Да потому что лемовиков не победит только ленивый!
— А почему ты с ним не пошел? — спросил Рикс.
Воин, потерявший половину уха в какой-то давней схватке, равнодушно пожал плечами.
— Мы — князья и свободные люди, мы идем за кем хотим.
— В такие времена как сейчас рознь в племенах очень опасна, — сказал я, вспоминая эдуев.
Теперь заговорил Рикс. Он словно подхватил мои слова, и повел рассказ так, что я и не заметил перехода.
— Я был в Провинции. Хочу рассказать, что мне открылось там. — Рикс, сидя на лавке, подался к слушателям и неожиданно приступил к подробному изложению плана Цезаря, который я растолковывал ему на обратном пути.
Удивительно, но он ничего не упустил из сказанного мной. Кажется, он просто слово в слово повторял мой рассказ. Я слышал свои собственные мысли из уст Верцингеторикса. Только рассказывал он со страстью, мне недоступной. И уже очень скоро ему удалось передать своим слушателям и свои опасения, и свою ярость.
— Мы — свободные люди! — говорил он. — Ни один римлянин не сможет ступить на нашу землю, если мы не захотим. Нельзя давать Цезарю обмануть нас. Он — наш враг, и теперь мы точно знаем это.
Он не дал мне сказать ничего, да я и сам не очень рвался. Кто я такой для этих людей? Ученик друида? Чужак из другого племени, с которым им иногда приходилось и повоевать. А Рикс был своим, и уж если ему удалось завоевал их доверие, они пойдут за ним.
Я поймал взгляд Ханеса, сидевшего у огня. Он, как и я, гордился Риксом. Обиженный, скорбящий по отцу, гонимый юноша, уходивший вместе с нами в Провинцию, остался в прошлом. Вернулся из странствий уверенный в себе мужчина, прирожденный лидер, обладавший властным голосом и способный вести за собой. Он взял то, что я так тщательно собирал много дней, и взял так, как будто имел полное право брать и использовать мои знания в своих целях. Но я был ничуть не в обиде. Этой ночью в Герговии рождался вождь, которому предстояло повести кельтов в битву.
Разговоры продолжались до тех пор, пока друиды в местной роще не запели гимн восходящему солнцу.
Я понял, чего мне так не хватало все эти дни, и выскочил из дома. Торопясь, я не вслушивался в последние слова, сказанные там, но после окончания ритуала восхода, тренированная память услужливо повторила их. Последними словами Рикса в доме было его утверждение: «Германцы для нас лучше римлян».
Это меня озадачило, и я вернулся, чтобы услышать от него объяснение столь неожиданного заявления. К этому времени люди разошлись. Ханес храпел на резной лавке, закутанные в плащи Тарвос и Барок тоже спали. Не спал только Рикс. Лицо его покраснело, глаза блестели.
— Ты слышал, Айнвар? — встретил он меня вопросом. — Как ты думаешь, мне удалось убедить их? Они сказали, что я лучше разбираюсь в ситуации, чем Потомар. Я отыграл у него, по крайней мере, половину племени. Многие уверяли меня, что он опасный дурак, а я умен не по годам. Теперь он вряд ли посмеет меня изгнать. Наоборот, если я правильно понял, и его позиции в племени слабы, он будет меня всячески обхаживать.
Лицо его озарял свет очага, и сила окружала фигуру моего друга явственным ореолом. Не удивительно, что арверны готовы идти за ним. Он был молод, могуч и полон уверенности; они сходились к нему, как медведи на мед.
— Рикс, почему ты сказал, что германцы лучше римлян? — задал я мучивший меня вопрос.
Кажется, я застал его врасплох, но он собрался так быстро, что только изощренный взгляд друида уловил бы мгновенную растерянность.
— Да это просто разговоры, Айнвар, — с деланным пренебрежением ответил он. — Пустые разговоры.
— Ты ничего не говоришь просто так. Лучше объясни, что ты имел в виду.
— Поздно уже. Я устал. — Он зевнул, но я не поддался на обман.
— Ты никогда не устаешь, Рикс. Я тебя знаю. И ты всегда настороже, особенно теперь. Ты воспользовался моими мыслями... И я совсем не против. Но все-таки ты мне кое-что должен за это. Вот и давай, плати, говори, что ты имел в виду, когда упомянул германцев. — Я сел на скамейку и скрестил руки на груди, показывая ему, что готов ждать, сколько потребуется.
Наши глаза встретились. Я снова почувствовал давление его воли. Он стал еще сильнее, чем в прошлый раз, настолько сильнее, что у меня перехватило дыхание. Мое сопротивление слабело, еще немного и я сдался бы, позволяя Верцингеториксу делать, что он считает нужным. Очень трудно было противостоять его силе и обаянию...
«Но ты же друид!» — прикрикнул мой внутренний голос. И очень вовремя. На лбу у меня выступил пот. Разум сжался, как кулак, и выдвинулся навстречу давлению Рикса. Я даже наклонился на лавке, стараясь усилить ответное давление. И Рикс дрогнул! Он опустил глаза, и на краткий миг мне открылось зловещее знание: Рикс опасен! Как и римлянин Цезарь, Верцингеторикс был наделен духом исключительной твердости. Я понял, что он пожертвует чем и кем угодно ради достижения своих целей.
Он расслабился, и на губах мелькнула знакомая полуулыбка.
— Нет здесь никакой тайны, — ровным голосом сказал он. — Ханес мог бы рассказать тебе то же самое. Если бы ты догадался спросить. Арверны уже много лет привлекали германских наемников. В первую очередь для набегов на эдуев. Я бы никого из них на порог не пустил, и уж тем более не позволил бы подойти к нашим женщинам, но они прекрасные бойцы.
Я в изумлении уставился на него.
— Но ведь это именно то, что сделал Думнорикс!
— Ну и что? Важна только победа.
— Твой отец тоже звал германских наемников?
— Да, но видимо, их оказалось маловато. У Потомара они тоже есть, хотя не очень-то они ему помогают. Думаю, это из-за того, что сам он — никуда не годный воин. У меня они будут сражаться иначе!
— Рикс! — Я чуть не плакал от отчаяния. — Ну как ты не можешь понять? Ты же сам все сделал, чтобы облегчить ему задачу!
— Кому? — опешил Рикс.
— Да Цезарю, конечно, дурак ты этакий!
Он помрачнел. Видимо, такой поворот мысли оказался для него внове. Но с другой стороны, он же собирался действовать так, как действовали все его предшественники. Так что же тут неправильного?