Дружинник
Шрифт:
Я постучал в окно. Никто не открыл. Ещё раз — снова тишина. Тогда я стал колотить сильнее и стучался до тех пор, пока с соседнего двора не вышел бородатый мужик.
— Вам кого надоть, молодой человек? — спросил он.
Я ответил, что мне требуется Георгий.
— Так нету ж его, — развёл удивлённо руками сосед. — Али не слышали? Во вторник же преставился.
Глава 16
Известие о смерти Георгия огорчило меня. Погиб ещё один человек, который что-то знал о моём отце и о людях, с которыми тот, возможно, был связан.
— Дык пять дней назад, — ответил мужик. — Во вторник. Руки на себя наложил, говорят, застрелился. И медики, и полицаи приезжали. Ходили тута всё спрашивали.
— Но почему?
— А кто его ведает? Я-то и сам с Георгием не общался шибко. Он вообще ни с кем не общался. Нелюдимым был. Ну вот и не выдержал, видать, одиночества.
Вернувшись домой, я рассказал своим о случившемся.
— Один вопрос меня мучает: не могло ли это быть убийством? — признался я.
— Думаешь, убили? Кому и зачем нужна смерть бывшего слуги, который уже много лет живёт один в этой деревне и ни с кем не общается? — поинтересовалась Катрин.
— Он что-то знал. Мы разговаривали с ним в прошлый мой приезд. Он явно умолчал некоторые сведения. Видимо, кто-то прознал о нашей с ним встрече и решил, что стоит заткнуть его навсегда. Так или иначе, не считая дневников отца, Георгий был единственной моей зацепкой, а теперь даже этого нет.
Остаток дня я помогал убираться в доме, а кода наступила ночь, вновь отправился к избе Георгия, чтобы проникнуть туда и осмотреть личные вещи.
Дождавшись, когда улица обезлюдит, я взял керосиновый фонарь и вышел из дома. Народа почти не было. Только два подвыпивших мужика прошли по дороге, да какой-то господин в дорогом пальто торопливо прошагал в сторону центра.
Убедившись в том, что меня никто не видит, я перелез невысокий штакетник. Дверь в дом оказалась не заперта.
Внутри до сих пор пахло мертвечиной. Я зажёг лампу и начал осматривать избу. В спальне всё было перевёрнуто вверх дном: то ли полиция постаралась, то ли убийцы (если, конечно, это действительно было убийство). В любом случае, здесь явно кто-то что-то искал. Книги и одежда были раскиданы по полу, кое-где виднелись следы запёкшейся крови. Но кому и зачем понадобилось перерывать весь дом? Я всё сильнее утверждался в мысли, что Георгий имел некие сведения, за которые поплатился жизнью.
Полночи я убил на то, чтобы просмотреть шкафы, ящики, книги и личные вещи, но ничего не нашёл. А может, не заметил. В любом случае, до утра тут оставаться было нельзя, и я вернулся домой.
Таня не спала. Она просматривала дневники моего отца.
— Странная у тебя история, — сказала она, — сплошные загадки. Такое чувство, что за этим всем стоят какие-то могущественные силы. Жутковато даже. Ещё и покушение это…
Я обнял Таню:
— Ничего не бойся и не думай о плохом. Я обязательно выясню, кто за всем стоит. Давай лучше спать.
Мы улеглись в кровать, но не смотря на позднее время (а было уже три часа ночи) ещё долго лежали в обнимку и болтали ни о чём. Таня говорила, что боится меня потерять, я уверял, что мы со всем справимся.
Вдруг она приподнялась и пристально посмотрела мне в глаза.
— Скажи, только честно. У тебя с Катрин что-то есть?
«Ну вот, — подумал я, — этого ещё не хватало». Сейчас мне меньше всего хотелось разбираться с отношениями. Когда перед тобой куча
— Раньше было, давно, когда я жил с Барятинским, — сказал я. — Сейчас мы просто дружим. Я тебе говорил.
— Странно получается, — не унималась Таня. — Она от тебя ни на шаг не отходит. Сколько же у тебя девушек было?
— А это имеет значение? Что было, то прошло. И вообще, давай спать, четвёртый час уже, — сказал я тоном, не терпящим возражения.
Следующим утром я отправил Виктора, чтобы тот, представившись родственником, расспросил соседей о Георгии. Я надеялся, что найдутся хоть какие-то зацепки, поднимутся связи покойного или ещё что-то… сам не знал что. Ну а мы с Катрин и Таней, усевшись за столом в теперь уже прибранной гостиной, занялись изучением дневников моего отца.
Савин Никола Семёнович родился, как оказалось, в этом доме в семье обедневших дворян. Была у него сестра, но та скончалась от холеры в юном возрасте, как и мать, а вскоре на войне погиб отец, который тоже служил офицером в императорской армии. Юный Николай пошёл по стопам своего родителя: поступил в училище и, окончив его в звании прапорщика (здесь это было первое офицерское звание вместо лейтенанта), отправился служить в Нижний Новгород, где и познакомился с моей матерью, а потом — на Кавказ. Именно тогда он и начал вести дневник.
Кавказ в этом мире был столь же непростым местом, как и в моём. С тех пор, как империя сунула туда свой нос более двух столетий назад, войны там не прекращались.
Служил мой отец в пехоте, участвовал в нескольких мелких стычках с местными племенами, там же получил и своё первое ранение, довольно тяжёлое, от которого еле оправился. Через два года службы ему дали звание подпоручика, а потом перевели восточное побережье Каспийского моря. Там тоже обитали полудикие, постоянно враждующие друг с другом племена. Не так давно, когда вместо угольного топлива в паровых двигателях начало массово применяться жидкое, в том числе нефть, империи и отдельные кланы активно потянули свои лапы к прикаспийским месторождениям. Ситуация осложнялась тем, что кроме Российской империи, на эти территории претендовало могущественное Иранское царство, так что там тоже было временами жарко.
Именно в казахских степях отец сошёлся с какими-то загадочными людьми, от которых узнал о возрождении пятой школы. Это были военные, но кто именно, в дневниках не говорилось. Там же ему на службу поступил денщик Георгий. Судя по записями, он был в курсе тайных связей Николая.
Изучение биографии моего покойного родителя прервал Виктор, который ввалился в дом и сообщил, что со мной желает поговорить местный околоточный надзиратель. Полицию вызвал кто-то из соседей, приехали три стражника и хотели отвезти Виктора в отделение, но когда узнали, что тот из боярской дружины, пыл их угас. Они убрались восвояси, а вместо них явился околоточный и попросил позволения поговорить с новым хозяином дома.