Дурная кровь
Шрифт:
— Верд?!
Глава 9. Что имеем — не храним
Охотник поднялся навстречу старому знакомому. Тот с готовностью покинул своё место и, подтащив стул к углу троицы, недоверчиво подбоченился.
— Точно призрака увидел, честное слово!
Верд протянул руку. Его смуглая исчерканная шрамами ладонь, казалось, в лепёшку раздавит ухоженную ручонку.
— Борька, — хохотнул наёмник.
— Борей! — поправил красавчик, краснея от натуги и попытки сильнее сжать лапищу наёмника.
— Бо-о-о-орька! — с нажимом повторил Верд и притянул упрямца к себе, чтобы облапить без обиняков. Воспользовавшись мгновением, бросил строгий взгляд на Санни и Таллу. Мол, проваливайте. Но те, переглянувшись, лишь подпёрли подбородки и с любопытством уставились на парочку.
Наёмник почесал блондинчика за ухом, и правда непривычно заострённым, точно послушную свинку. Талла хихикнула, прекрасно понимая: у всякого прозвища есть своя история, и эту явно стоит услышать.
— Сколько лет! — воскликнул незваный гость, грациозно падая на сидушку и закидывая ногу на ногу.
— Достаточно, — кивнул охотник, не вдаваясь в подробности и пиная Сантория под столом.
— Ай! — дёрнулась колдунья и обиженно потёрла стопу.
Санни же намёка не понял, а если и понял, то проигнорировал. Он злорадно подвигал бровями вверх-вниз, поправил мантию служителя и чинно произнёс:
— Да благословят Боги смелого мужа, присоединившегося к нашей трапезе, — и размашисто осенил объедки знаком Котла.
Борей торопливо рухнул на одно колено, подставляя чело служителю. Санторий, и сам уже поверивший, что с Тремя на короткой ноге, щедро отсыпал благодати и, не удержавшись, завершил благословение щелбаном.
«Узнает», — одними губами произнёс Верд, пока красавчик отвлёкся.
«Иди в ж…», — так же неслышно предложил другу Санни, завершая пассы над макушкой Борьки.
Охотник продемонстрировал слуге Богов средний палец, тот с большим удовольствием благословил и его.
Ряса служителя скрывала личность, а наетое за годы пузо и изрядно прореженная временем шевелюра довершали дело. Охотник надеялся напугать дезертира, заставить опрометью броситься из города, но добился ровно противоположного: Санни бахвалился, всячески привлекал к себе внимание и доказывал, что Верд ведёт себя, как заботливая наседка.
Красавчик между тем уже развернулся к колдунье.
— Интересную же компанию ты себе подобрал, — почти танцевальным жестом он протянул руку дурной. — Сотник Борей Северный Ветер, — представился он.
— Талла… Ой!
Девчонка испуганно вырвала кисть, которую вместо дружеского стискивания вдруг принялись страстно слюнявить.
— Вы прекрасны, Талла! — лисьи глаза тоскливо проводили недолобызованную длань. — Верд говорил вам, что вы прекрасны?
— Обычно он говорит, что я на голову больная…
— И готов подтвердить это снова! — перебил наёмник, прикидывая, как бы поравнодушнее вклиниться между сладкой парочкой. Пожалуй, огреть Борьку чем-нибудь тяжёлым не очень вежливо. Хотя…
— Как?! Он не ценит такое сокровище? — Борей со скрежетом придвинул стул к Талле, якобы чтобы лучше её рассмотреть. — Но ваша кожа нежна, как только что выпавший снег, а очи глубоки, как омуты!
— А задница — мишень для неприятностей, — добавил наёмник.
Талла польщённо хмыкнула, хитро зыркнув на охотника.
— О, не обращайте на него внимания, прекрасная дева! Верд всегда отличался грубоватостью валенка…
— Зато ты так и остался ромашкой.
— У всякого своё предназначение, — притворно ахнул красавчик. — Я вынужден с самого рождения страдать от привлекательной внешности и отцовского состояния. Знаете, дорогая, — склонился он к колдунье, жарко дыша в вырез её рубахи, — я ведь богат. А все богачи несчастны и одиноки! Мы никогда не знаем, любят ли нас за деяния или за наши деньги…
— Деньги твоего папаши, — поправил Верд. — Кстати, напомни, речь о том состоянии, которого тебя лишили за то, что умудрился обрюхатить дочку градоправителя? Это же после той истории тебя сослали в Крепость?
Красавчик замолчал на вдохе, покаянно склонил голову и, наконец, уделил внимание наёмнику, ради которого, собственно, и подсел.
— Нет, — сознался он. Льняные локоны закрыли румянец на высоких скулах. — Сюда меня сослали, когда я заявил, что не стану жениться на этой распутной старухе. Ей на тот момент уже стукнуло тридцать, к тому же, она не была невинна!
Пальцы наёмника сами собой отбивали дробь по рукояти меча. Нет, конечно, он не собирался выхватывать оружие и нападать на бывшего сослуживца. Тем более, что тот тоже не беззащитен, до сотника вон успел дослужиться. Да и вообще выжил и рожу ему никто не попортил до сих пор. Что странно, если Борькины привычки не изменились. Холёный, избалованный, он вечно спал допоздна, требовал завтрак в постель, а комнату его (отдельную, между прочим!) сходу оборудовали зеркалами и шкафами для выходных платьев, кои и выгулять-то здесь всё одно повода не находилось. А уж сколько склянок с вонючими мазями и жижами стояло у его кровати! Смешать одну с другой в надежде, что получившаяся смесь вызовет у баловня хотя бы недержание, было любимым развлечением их отряда…
А гляди ты! Сотник… Когда-то это место прочили Верду. Очень, очень давно.
Разукрасить бы его физиономию синяками! Чтобы зенки, точно подведённые углём, превратились в узкие затёкшие щёлочки и больше не зыркали на колдунью, как на корову с рынка!
Да и девка хороша! Глазёнками стреляет, хихикает. Словно и не замечает, что ушлый блондинчик уже дважды якобы ненароком задел её колено, а наклонившись, чтобы показать что-то в другом конце забитого постояльцами зала, положил руку на спинку её стула, да там и оставил.
Пронзив ножом вдруг показавшийся жёстким, как подошва, кусок мяса, Верд поинтересовался:
— А что, Борька…
— Борей…
— Борька, успел ли ты жениться? Небось у какой-нибудь из твоих пассий всё ж нашлась цепкая мамаша, успевшая вовремя тебя словить на горячем?
Легонько коснувшись острого подбородка Таллы, красавчик скорбно сообщил:
— Настоящая любовь так и не нашла меня…
— Или ты хорошо прятался.
— Я одинок! Нет в моей жизни прекрасной женщины, что ждала бы дома у очага…