Дурная кровь
Шрифт:
Эх, до чего хороший случай, чтобы прикопать доставучего служителя, разом отделавшись и от непрошеного попутчика, и от мук совести в его лице!
Сколько раз Верд обещал и ему, и себе самому, что не станет спасать приятеля, если придётся худо, что сбежит, как когда-то и сам Санторий…
Ну ничего! Вот спасут придурка, а там можно ему и уши оборвать. Потом, когда лошади перестанут так нестись, распугивая пушистых белопузых пчёл.
— Отворяйте!!! — охотник долбанул в дверь ногой, сильно удивившись, что та не слетела с петель от удара. Хотя с чего бы ей слетать? Добротная, толстая, явно не впопыхах поставленная. Хозяин наверняка кучу денег отвалил
Друг на руках наёмника, если и дышал ещё, то делал это провокационно тихо.
— Отворяйте! — суетливо заколотили кулачки Таллы.
Лошади за их спинами раздували бока, недовольно пыхтели, грозя заболеть, если их тут же не вытрут, и оборвать путешествие на середине. Не до них покамест… Охотник ещё раз вдарил сапогом.
Когда хозяин, вооружённый коромыслом, с перекошенным от возмущения лицом, распахнул, Верд влетел внутрь, снеся его с пути и не спросившись.
— Дурная девка где?
Усатый, как иной таракан, упитанный рослый мужик сменил несколько выражений, не успевая сообразить, которое уместнее: он и нахмурил мохнатые, чуть подёрнутые сединой брови, и испуганно взметнул их вверх, и рот открыл, чтобы сказать, куда могут пойти требовательные гости… А потом глянул на безвольно обвисшего служителя, на сурового Верда, способного сейчас выкинуть из дома жильцов, и согласно кивнул. Забежал вперёд, распахивая двери, гаркнул:
— Дарая! Дара!
Девка выбежала сразу, мигом определив по голосу, что случилось неладное. Невообразимо похожая на Таллу, светловолосая и бледная, как и все колдуньи, но так же сильно и отличающаяся: крепкая, высокая, ладная. Она деловито вытерла запачканные мукой ладони заткнутым за пояс полотенцем, бережливо собрала со стола оставшуюся посуду, скомандовала:
— Сюда клади.
— Мертвяк цапнул, — коротко доложился охотник, бережно перекладывая бездыханное тело и только теперь ощутив, каким тяжёлым оно было.
Талла встала рядом, коснулась почерневшей раны, одновременно показывая, где она, и сплетая новую, едва заметную, серебристую нить.
— Мертвяк?! — усач, впустивший троицу, так и сел на пол. — Так того… Кладбище ближайшее чуть дальше… Вашего друга теперь хоронить только….
Верд рыкнул, с трудом удержавшись, чтобы не врезать незадачливому пророку:
— Рано ему на кладбище. Покамест живой, — и сам усомнился, что не солгал.
Прижав жилку на шее сильным, привыкшим тесто месить пальцем, Дарая подтвердила:
— Живой. Видно мертвяк сам издыхал уже.
И присоединилась к Талле, не спрашивая, кто такие и чего надобно. Ясно всё, что зря болтать.
Они колдовали слаженно, спокойно. Точно долгие годы знакомы, хотя ни словом не перемолвились. Такие похожие и такие разные, точно сёстры: одна сильная, взрослая, хозяйственная баба, нашедшая место в жизни, прижившаяся, нажившая и жирок и какое-никакое имущество; и вторая: испуганная, беззащитная, ничего не боящаяся потерять, потому что ничего не имеющая; глядящая на мир удивлённо и по-детски; впервые, наверное, столкнувшаяся со смертью и уверенная, что нужно лишь чуть сильнее постараться, чтобы отогнать её. Наивная…
Они плели волшебную паутину, словно кружевной воротник. Пальцы мелькали то тут, то там, собирая сверкающие кольца, наматывая на веретено страшную хворь, вытаскивая чёрную ядовитую погибель. Из раны текла зелёная вонючая жижа, меньше всего похожая на кровь. Страшно представить, как страдает существо, по жилам которого бежит… нет, не бежит, а медленно тягуче перекатывается эта дрянь.
Сообразив, что четырежды уже перемерял шагами просторную кухню из каждого угла к противоположному, Верд заставил себя остановиться, цокнул, сморщился и направился к столу, чтобы, к своему великому позору, сжать Санториеву ладонь:
— Слышь, ты! — начал он угрожающе. — Ты, ты, засранец! Если додумаешься сдохнуть… Если сдохнешь тут… — голос изготовился предательски дрогнуть, и мужчина на мгновение замолчал, чтобы уже просительно закончить: — Не смей умирать, Санни.
— Жив будет — не помрёт, — коротко отрезала Дарая, локтем вытирая взопревший лоб. — Держи крепче, чтоб судорогой не повредился!
Верд с готовностью налёг на плечи друга, хотя у того сил продохнуть-то не хватало, не то что корчиться от боли.
Измождённая, белокожая Талла взъерошенным воробьём скакала вокруг. Ни секунды не тратила, чтобы хоть вытереть капельки пота, пробегающие от крытого шапкой лба по виску с налипшими на него волосами, по щеке, по тонкой шее ныряющие за воротник. Тепло в избе, натоплено, пирогами пахнет. Не иначе праздник какой. Кабы не дрожащие от напряжения руки, не друг, готовый вот-вот сорваться в бездонную пропасть, Верда бы разморило. Век бы смотрел на раскрасневшуюся Таллу, снующую на фоне печи, точно только тут ей и место. Уверенную. Уставшую, но сильную как никогда.
— Дурная! — наёмник бросился к девушке: замученная, она едва не упала, колени подогнулись, глаза закрылись на секунду.
Но она упрямо отбросила косу за спину и рванула полушубок на груди:
— Держи, — велела, — сейчас больно станет!
И Верд не решился ослушаться.
Колдуньи склонились над Санторием, точно нашёптывая добрую сказку, а потом дёрнули в разные стороны, струнами натягивая белёсые сверкающие ленты колдовства. Раненый выгнулся дугой, разомкнул пересохшие губы в попытке закричать, но лишь хрипло застонал, норовя подавиться собственным языком. Наёмник прижал его сильнее, повернул голову на бок, мысленно усмехнувшись: до щелчка бы, и все беды разом кончатся. Пришлось сунуть Санни палец в рот, чтобы тот не задохнулся, и служитель с готовностью цапнул Верда до крови, отомстив за все издевательства.
— Скотина ты, Санни! — сообщил ему Верд, подавив вскрик.
— С-с-сам такой, — едва потревожил воздух тот.
Никогда прежде наёмник так не радовался голосу друга! Едва не заплясав на месте, он наклонился, чтобы ни слова не пропустить:
— Давай, друг! Слышишь меня? Карабкайся! Ты же не хочешь бесславно сдохнуть в глуши от шварговой царапины?!
— А какая разница? — не поднимая век буркнул Санни. Чтобы расслышать, Верду пришлось едва ли не прижать ухо к его губам: — Не вышло из меня ни воина, ни служителя. Какая разница, где бесславно умирать?
— Нашёл беду! Из меня тоже воина не вышло! А служитель, небось, хуже, чем из тебя получился бы! Кто нас с дурной на путь истины наставит, если не ты?
— Найдёте…
— Не найдём! — с трудом выдавила Талла. — Специально искать не станем и увязнем в пучине греха! — мстительно добавила она.
— Никак без тебя, приятель! Ты нам нужен, друг!
— Друга из меня тем более не вышло, — снова попытался трагично уйти Санни.
— Ну так поживи ещё, чтобы исправиться! — Верд замахнулся, чтобы поставить мозги Сантория на место проверенным веками способом, но тут же виновато опустил руку: умирающего бить — не гоже. Добивать вот можно, а бить… Разве что под пытками, для дела… Тьфу, проклятые привычки! — Санни! Санни?