Дурная слава
Шрифт:
— Возможно, бывают. Но, как оказалось, это не наш случай. Продолжаю. Я разыскал ближайшего друга своих стариков, Аркадия Семеновича Шварца, юриста по профессии, который, как оказалось, оформлял Завещание деда. Было это буквально за четыре-пять дней до его смерти. И согласно завещанию, все имущество стариков распределяется между внуками, то есть между Дашей и мной. Причем касательно квартиры есть особое распоряжение: ни один из наследников не может продать ее или распоряжаться ею в отсутствие другого. Я попросил Шварца рассказать о последних днях жизни деда. Впрочем, он мало что мог сказать, кроме того, что после смерти бабушки состояние деда резко ухудшилось, со слов Шварца, он резко терял
Мы вошли, я представился. Я, знаете ли, по роду деятельности физиономист и увидел, как испугался господин Стрельцов, услышав мою фамилию. Испугался почти до обморока, словно привидение увидел. Рухнул в кресло, побледнел. Но все же взял себя в руки. Объясняю цель визита: хочу получить свидетельство о смерти родственников. Получаю. И что вижу: бабушка скончалась в больнице от гипогликемической комы. У деда причина смерти — атеросклероз. Прошу показать эпикриз: с чем поступили, как их лечили, результаты анализов. Стрельцова начинает колотить дрожь, он пытается сослаться на то, что история болезни уже в архиве, я настаиваю, обещаю неприятности. Дескать, буду жаловаться и все такое.
— Вы им сказали, кто вы по профессии?
— Нет, с этим решил повременить.
— Это правильно, — кивнул Турецкий.
— Короче; получаем эпикриз. Выясняется, что бабушка поступила в клинику по поводу диабета, от которого в итоге и скончалась. Как же так, удивляюсь я: клиника, которая заявляет себя как учреждение высочайшего уровня, оснащенная по последнему слову техники, эта клиника теряет больную с достаточно распространенным заболеванием, пусть и тяжелым, но несмертельным в условиях стационара. Оказывается, имела место ошибка врача-лаборанта, которая ввела в компьютер неверные результаты анализа. Перепутала цифры, объясняет мне Стрельцов. И где этот врач-лаборант? Я хотел бы ей в глаза посмотреть. Она уволена, можем дать вам ее координаты, отвечает Стрельцов и добавляет, что, мол, сейчас мы вызовем заведующую лабораторией, она объяснит вам все подробнее. Он звонит, заведующая занята, обещает прийти чуть позже. Я получаю адрес врача-лаборанта, Стрельцов тем временем выражает соболезнования и жарко уверяет меня, что вся клиника страшно переживала смерть моей бабушки. У них даже общее собрание было по этому поводу, разбор полетов, так сказать. Что ж, как ни прискорбно, врачебные ошибки бывают, никуда не денешься. Я прошу показать результаты вскрытия тела деда. Опять тихая паника, звонки, отговорки, затем приносят документ.
Читаю и понимаю, что или они не проводили вскрытия вообще, или это фальшивка. Дело в том, что во время войны дед получил осколочное ранение в легкое. И осколок так и сидел там всю его жизнь, поскольку находился слишком близко к легочной артерии и вынимать его было опасно. Не обнаружить осколок на вскрытии было невозможно, он просматривался даже на рентгеновских снимках. Я сам видел, дед мне как-то показывал. Довольно внушительная штука, сидит в соединительнотканной оболочке как в капсуле.
Но в результатах вскрытия ни слова об этом, легкие в соответствии с возрастной нормой. Спрашиваю, где проводили вскрытие? Оказывается, у них договор на этот вид услуг с врачом-патологоанатомом одной из муниципальных больниц.
А поскольку оно написано позже, бумага, что хранится у Шварца, теряет силу. В общем, какой-то водевиль, трагифарс. Дело ведь не в квартире, как вы понимаете. В конце концов, и у меня, и у Даши есть жилье. Но квартира, картины, антиквариат, ордена и медали деда, драгоценности бабушки — все это могло стать причиной насильственной смерти стариков, вот о чем я думаю. Мое подозрение усилилось после встречи с Ковригиной, тем самым врачом-лаборантом, которая, со слов Стрельцова, повинна в смерти бабушки. И оказалось, что Ковригина вносила в компьютер совсем другие цифры, она показала мне компьютерную распечатку, которую сохранила. Следовательно, ее результат был кем-то исправлен.
Признаюсь, я все-таки проник в квартиру на следующий день, получив с помощью Шварца запасные ключи от соседей. В квартире никого не было, но вещи перерыты, в них явно копались… Должен сказать, это само по себе очень тяжело видеть.
— Из вещей, ценностей ничего не пропало? — спросил Турецкий.
— На первый взгляд — нет. То есть крупные ценности: картины и антиквариат — это на месте, так сказал Аркадий Семеныч, который бывал у деда достаточно часто. Ордена и медали деда тоже на месте. Но в шкатулках, где бабушка хранила драгоценности, нет части сапфирового гарнитура.
— А конкретнее?
— Нет сережек и кольца. Сохранился браслет. Тоже довольно странно. Во-первых, бабушка очень дорожила этим гарнитуром, она унаследовала его от своей матери. Трудно представить, чтобы она решилась его продать. Но, учитывая беду, в которую попала Даша, может, все-таки и продала для оплаты, скажем, услуг адвоката. Но почему оставила браслет, который носила гораздо реже, чем кольцо и серьги? И это свидетельство о смерти деда: выраженный атеросклероз сосудов мозга. При таком диагнозе он должен был быть полным маразматиком. А он работал до последних дней. Письма писал…
— Да, я одно его письмо читал, очень толковое, четкое письмо, — вставил Меркулов. — Академик обращался ко мне за помощью. Просил содействовать изменению меры пресечения для вашей сестры.
— А когда это было?
— Точно не помню, сразу после Нового года.
— Пятого января, — напомнил Турецкий. — Помнишь, я к тебе пришел с материалами на… Короче, письмо было написано, пятого января.
— А умер он девятого. И напоминаю, со слов Шварца перед самой смертью с дедом произошли стремительные перемены: он перестал узнавать старого друга, стал как будто невменяем. А всего, за три дня до этого писал вполне вразумительные письма, так?
Меркулов кивнул.
— Встает вопрос: почему врачи не обратили внимания на резкое ухудшение его состояния, не изменили куре лечения? Да и гибель бабушки от комы…
Это в стационаре, где под рукой и инсулин, и медперсонал… Вот я и думаю: не уморили ли их в этом заведении под громким названием «Престиж»? Уж очень запаниковал господин Стрельцов, словно кошка на раскаленной крыше, будто земля под Ним загорелась.
— Как… как называется клиника? — вскричал Турецкий.
— «Престиж».