Два апреля
Шрифт:
– Завтра воскресенье, - возразил Ломтик.
– Есть разница между «завтра» поэта и «завтра» календаря, - бросил Дарий Бронин уже на ходу.
Он подошел к столу и сел с краю. Ломтика посадили в середине переднего ряда стульев.
– Этот Дарий относится к делу несерьезно, - сказал Овцын.
– Он член союза, - отозвалась Эра.
– В данном случае это важнее серьезности.
– Не знаю, как старички, а вон тот черногривый его раскусит. На того звание не подействует.
– Ты его знаешь?
– встрепенулась Эра.
–
Пенсионер с осанкой полковника поднялся, постучал карандашом о графин, стал говорить тренированным председательским голосом:
– К нам поступило заявление от гражданки Бантиковой Ираиды Самсоновны, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, проживающей в квартире номер четырнадцать... Это заявление я сейчас вам зачитаю... «Заявление... В товарищеский суд жилконторы... В то историческое время, когда весь народ, прилагая героические усилия, строит светлое будущее человечества - коммунизм, отдельные морально разложившиеся подонки общества, затаившиеся в темных углах, проводят время в безделье и оргиях, занимаясь клеветой на советского человека в стороне от честного труда...»
В зале стало томительно-тихо. Ираида Самсоновна Бантикова слушала исполнение своего произведения, наклонившись вперед и приспустив нижнюю челюсть. Серая кошка проснулась, подняла голову и навострила уши.
– «Жилец моей квартиры номер четырнадцать, - продолжал судья, - по фамилии Ломтик нигде не работает, спит до двенадцати часов дня, а по вечерам часто устраивает в своей комнате шумные сборища незнакомых молодых людей и девушек с употреблением спиртных напитков и западных танцев. После одного из таких сборищ у меня пропал кот по имени Кузьма...»
Смех раздался в зале. Попросив тишины, судья читал дальше длинное заявление, перекладывая страницы из правой стороны папки в левую. Конец прозвучал грозно:
– «Я требую выселить из столицы нашей Родины Москвы прогнившего тунеядца, который своим поведением кладет черное пятно на светлый облик советского молодого человека».
Судья сел и вытер лоб платком.
– Гражданин Ломтик, - позвал он, попив воды и отдышавшись.
– Встаньте и расскажите нам, почему это у вас так получается.
– Я протестую против формы вопроса!
– вскочил с места Дарий
Бронин.
– Еще неизвестно, так ли это получается.
– Ладно, ладно, товарищ Бронин, - согласился судья.
– Зададим тот же вопрос иначе: расскажите, гражданин Ломтик, что же у вас там получается?
– Ничего хорошего не получается, - произнес Ломтик, встав.
– Ираида Самсоновна меня терпеть не может.
– Разве без причины?
– подала с места голос гражданка Бантикова.
– А я и не говорю, что без причины, - согласился Ломтик.
– Только оргий я не устраиваю, клеветой на советского человека не занимаюсь, кота я у нее не крал, и я не тунеядец. Я много работаю.
– Что вы
– спросил сухонький судья.
– Пишу.
– Вы член Союза писателей?
– Нет.
– Значит, это нельзя назвать работой, - покачал головой судья.
– Позвольте разъяснить!
– вскочил с места Дарий Бронин.
– В уставе Союза писателей СССР есть статья, говорящая, что в члены союза может быть принят только человек, создавший произведение, имеющее самостоятельную художественную ценность. Такие произведения не создаются за один вечер. Они создаются годами - годами напряженного труда. Все эти годы человек не является членом союза, но тем не менее работает.
– А чем он все эти годы питается?
– спросил Валерий Попов.
– Конечно, приходится где-то служить, - пожал плечами Дарий Бронин.
– Человек не черепаха, чтобы годами обходиться без пищи. Всяко бывает. Бывает, что и члены союза нанимаются на работу, потому что на них нападает так называемый «творческий застой».
– А не бывает так, что член союза нанимается на работу для того, чтобы поближе познакомиться с жизнью?
– спросил Попов.
Дарий Бронин помолчал, усмехнулся.
– Знакомиться с жизнью... Я не признаю этой формулы, - заявил он, позабыв, наверное, где и зачем находится.
– «Знакомиться с жизнью» приходится только бездарным литераторам. Талантливый писатель несет жизнь в самом себе. Он создает жизнь, а не знакомится с ней. Создает по-своему, в меру своего внутреннего видения. Льву Толстому не надо было служить, чтобы написать «Анну Каренину», не надо было сидеть в тюрьме, чтобы написать «Воскресение». Федор Достоевский тоже, насколько мне известно, нигде не работал. Основатель социалистического реализма Максим Г орький занимался только литературным трудом и общественной деятельностью. Антон Чехов большую часть жизни прожил на даче. Пушкин никогда не служил.
– И много среди вас таких?
– спросил Валерий Попов.
Раздалось хихиканье, но Попов не улыбался.
– Н-н-не очень...
– проговорил Дарий Бронин.
– А как это «не очень» выражается в процентном отношении?
– спросил Попов издевательски-серьезно.
– Вернемся к делу, - пришел Дарию на помощь судья с осанкой полковника.
– Скажите, Ломтик, вы что-нибудь зарабатываете своим писательством?
– Да, - сказал Ломтик.
– С октября прошлого года я заработал сорок два рубля.
В зале опять хихикнули.
– На какие же средства вы существуете?
– приподнял бровь судья.
– Ведь десяти рублей в месяц вам, наверное, не хватает?
Ломтик вздохнул, потупился и вопреки совету Дария Бронина покраснел.
– Побирается!
– выкрикнула с места гражданка Бантикова.
– Еще находятся среди нас идиоты, которые его подкармливают.
– Среди вас таких не найдется, - громко сказала Эра.
– Но у него есть друзья, которые в него верят и не оставят в беде.