Два апреля
Шрифт:
– Во что именно вы верите?
– спросил Попов, вскинув голову. Он внимательно смотрел, переводя взгляд с Эры на стоявшего рядом Овцына.
– В то, что у него чистая и добрая душа, - горячо заговорила Эра.
– В то, что он талантливый поэт, и не так уж на свете много талантов, чтобы ими бросаться. Он честно ищет дорогу, на которой сможет полностью отдать свой талант людям.
– Почему же он ищет эту дорогу, сидя в комнате, да еще по соседству с Ираидой Самсоновной?
– спросил Попов.
– Дарий Бронин, произнося свою пылкую речь, слегка подтасовал факты. Никто из перечисленных им товарищей в возрасте Ломтика не занимался только литературным трудом, и вообще внутреннее видение у них появилось после того, как полностью развилось внешнее видение. Я не специалист по литературе, но немножко знаю законы, общие для всех без исключения профессий, законы прогрессивной философии. Поэтому меня никто не разубедит в том, что творчество имеет в основе своей познание. «Знакомиться с жизнью» - это, конечно, нехорошая формула. Тут Дарий Бронин прав. Следует создавать жизнь, это он тоже сказал верно. Однако не при помощи внутреннего видения, а посредством активного участия в жизни. Тогда придет познание как необходимое условие творчества.
– Не обязательно видеть Индийский океан, чтобы знать, какого цвета в нем вода, - бросил обиженный Дарий Бронин.
– Все же лучше повидать, - усмехнулся Попов.
– Подержать эту воду в горсти, подумать. И тогда поймешь, что цвет воды - это оптическая иллюзия, а на самом деле вода бесцветна.
– Я не всю жизнь сижу в комнате, - произнес, наконец, Ломтик.
– Летом я работал в топографической экспедиции.
– Только четыре месяца и был покой в квартире, - сказала гражданка Бантикова, - пока этот тунеядец прохлаждался на лоне прелестей природы.
– Я попрошу, - остановил ее Попов.
Сообщение о том, что Ломтик не совершенный бездельник, несколько разрядило враждебную ему атмосферу. Встал Дарий Бронин, произнес речь, из которой стало ясно, что комиссия Союза писателей по работе с молодыми талантами считает Ломтика одаренным, но еще не нашедшим собственного голоса поэтом. Опровергая свои прежние слова, Дарий убежденно заявил, что Ломтику необходимо влиться в созидательную жизнь общества, найти себя сперва в труде, а потом уже в искусстве. Пожилые судьи смотрели на Дария и слушали его красивую речь с удовольствием. Валерий Попов сидел с опущенной головой, видны были только его буйные черные волосы.
– Какое возмутительное не то он плетет...
– шептала Эра.
После речи Дария Попов спросил Бантикову:
– В своем заявлении вы писали о клевете на советского человека. В чем конкретно выразилась эта клевета?
– Мне больно вспоминать, - всхлипнула Бантикова и поднесла к глазам платок.
– Придется вспомнить, - сказал Попов.
– Ваше обвинение само станет клеветой, если вы не под твердите его фактами.
Люди смотрели уже не на Ломтика, а на Бантикову. Она опустила платок, сказала:
– Этот негодяй сочинил на меня клеветнические стихи в «крокодил», и скрыл свое подлое лицо под псевдонимом. Вам нужны доказательства? Смотрите!
Она протянула вперед журнал, и его быстро передали по рядам на стол судей.
– Ничего я про нее не сочинял, - сказал Ломтик.
– Это не мои стихи. И к тому же плохие.
– Он еще отпирается!
– крикнула Бантикова, - Нет, вы прочтите! Его надо посадить в тюрьму за такие стихи.
– Успокойтесь, Ираида Самсоновна, - сказал Попов.
– Сейчас прочтем, разберемся, кто писал, про кого писал... «Баллада о бубенчике»...
Однажды инженер Сизов по коридору в семь часов шел с папироскою во рту и наступил на хвост коту гражданки Бантиковой... Та на хриповатый вой кота...
– Ей-богу, это не я!
– крикнул Ломтик.
– Разберемся, - сказал Попов.
– Торопиться не надо...
примчалась вихрем в коридор, побагровев, как помидор, и изложила вслух, каков в уборной скрывшийся Сизов.
Хозяйки Птицына и Зак признали, что Сизов дурак, нахал, невежа, дармоед, что для него святого нет,
что алкоголик он и вор, и с целью вышел в коридор осуществить свою мечту и наступить на хвост коту гражданки Бантиковой. Плюс он паразит и .мелкий трус, поскольку скрылся в туалет, сидит и думает, что нет управы на него. Балбес!
Как в инженеры он пролез?!
Пусть в этом разберется суд, пускай жилплощадь отберут, покажут этому скоту, как наступать на хвост коту гражданки Бантиковой. Так решили Птицына и Зак...
В зале волнами перекатывался смех. Ираида Самсоновна не очень умно поступила, разрешив читать «Балладу о бубенчике». Попов продолжал и уже даже с выражением:
Ответчик инженер Сизов явился в суд, и пять часов он клялся с пеною у рта, что он не истязал кота гражданки Бантиковой. Ей в кастрюлю не бросал гвоздей, что он на стенках не писал, что он не бабник, не нахал, не мот, не пьяница, не вор, что он из форточки во двор арбузных корок не кидал, и не устраивал скандал на кухне он из-за того, что кот мяукнул на него.
– Тихо, товарищи!
– крикнул сухонький судья.
– Ваш хохот мешает слушать. То есть ваш хохот мешает товарищу Попову читать, - поправился он.
Попов декламировал все с большим увлечением:
Оставив свой домашний труд, пришли вдвоем в народный суд хозяйки Птицына и Зак; и со слезами на глазах они сказали, что готов ответчик инженер Сизов их растерзать и истребить и что в одной квартире жить не смогут с извергом никак
Попов сделал паузу, чтобы протереть платком глаза. Хохот притих, и тогда он продолжил чтение:
Судья еще раз опросил всех лиц и внятно огласил суда суровый приговор:
«Чтоб не было в квартире ссор, бубенчик привязать к хвосту многострадальному коту гражданки Бантиковой. Впредь обязан под ноги смотреть ответчик инженер Сизов...»
– Железно приговорил!
– крикнули из зала.
– Тише, публика!
– рявкнул Попов.
– Немного осталось.
Уже под утро, в пять часов, пришел Сизов к себе домой.
Бутылку он принес с собой.
Бутылка та была пуста.
Бутылкой он пришиб кота гражданки Бантиковой...
– Это не я сочинил!
– надрывался Ломтик, стараясь переорать хохот.
– Я не пишу такую порнографию! Разве это поэзия, это черт знает что такое!
– Кота Кузьму пришиб, сознайся?
– кричали из зала.
– Не трогал я этого блошивого кота!
– орал Ломтик.
Два старика судьи с двух сторон стучали карандашами по графину, скандировали:
– Пре-кра-ти-те! Пре-кра-ти-те! Пре-кра-ти-те!
Ираида Самсоновна Бантикова сидела напряженно, с бесстрастным лицом. Серая кошка поднялась на ноги, выгнула спину, спрыгнула с подоконника и вышмыгнула за дверь, словно все, ради чего здесь присутствовала, она услышала. Наконец люди, устав от смеха, притихли.