Двадцать один год
Шрифт:
Тридцатого января Лили исполнилось семнадцать: по традициям магического мира она достигла совершеннолетия. Отпраздновали в гостиной, всем факультетом, шумно, с ворохом подарков, стихами от подруг, танцами и множеством бутылок сливочного пива и медовухи. Джеймс притащил букет из сливочно-белых роз и лилий и коробку необыкновенных сладостей, каждая из которых была в обертке, украшенной бисером и ленточками, а в разгар праздника, когда ребята, устав, расселись прямо на полу, забрался на подоконник и пел под гитару, конечно, не преминув подмигнуть Лили несколько раз. Голос его, обволакивающий и мягкий, согрелся от выпитой медовухи и опьянял
Они с Лили были в одном шаге от того, чтобы стать парой, куда более настоящей, чем явно принуждающий себя встречаться с Мери Люпин или даже чем Сириус, которому Марлин наверняка скоро бы надоела. Но существовала проблема, решить которую не мог, казалось, никто. Пенни-Черри намертво вцепилась в Джеймса и ни под каким видом не хотела отпускать его.
Он пробовал поговорить честно. Признавался, что не любит её, что давно влюблен в Лили, каялся, просил понять и ронять достоинство, спокойно отпустить его. Обещал заткнуть рты всем возможным сплетникам. Пенни в ответ то клялась, что немедленно наложит на себя руки, то обещала сбежать в Лютный переулок и начать работать в тамошнем борделе.
– Блефует, и притом без изобретательности, - зевала Марлин, когда Лили ей жаловалась. Не в силах наблюдать, как Джеймс становится худее, бледнее и даже впадает в рассеянность на тренировках, Лили и сама попробовала поговорить с Пенни, но та поле первых слов с визгом набросилась на нее и вцепилась в волосы. Хаффлпаффка была много слабее, и тем не менее, оттащить её смогли только объединившие усилия Мери и Мэрион. После этого к Черрингтон подослали самую дипломатичную из гриффиндорок - Алису. Разговор закончился тем, что Пени сымитировала обморок.
– Что ей надо?
– недоумевала Лили по вечерам.
– Зачем она мучает нас с Джеймсом? Что за радость?
– Ей всегда была радость кого-то помучить, - объясняла Алиса.
– Наверное, она боится, что её неудачи ей не спустят, как она не спускала неудачи другим. И кто знает… Пенни на Джеймса заглядывалась чуть не с первого курса. Трудно отпустить…
– Трудно отпустить квиддичного короля и завидного жениха в будущем!
– фыркала Марлин.
– Думаете, Черри позарилась бы на Поттера, не будь у него уважаемых родителей, счета в Гринготтсе и будь он сам неказистым тихоней?
– Однако теперь ей придется трудно, - возражала Алиса негромко.
– Помните Флоренс Флеминг?
– Помним. И что?
– Марлин принималась расчесывать черную распущенную косу.
– Бедная мученица Флоренс в свое время радовалась унижению соперницы - между прочим, безобидной хаффлпаффки. И Пенелопа твоя драгоценная - не было в школе неудачника, над которым она бы не посмеялась. Она просто получит по заслугам, как в свое время получила Флеминг.
К марту Джеймс начал терять терпение. Однажды Лили, проходя ночью мимо гостиной, случайно подслушала разговор Мародеров, из которого стало ясно, что они собираются подлить Черрингтон приворотное зелье. На следующий день Поттер схлопотал грандиозный разнос.
– Как ты мог! Как ты мог вообще!
– Лили металась по гостиной, ломая пальцы.
– Я тебя считала честным человеком, а ты не лучше какого-нибудь Мальсибера!
– Ну спасибо не Нюнчика, Эванс, -Джеймс почесывал
– Заткнись! Ты соображаешь, что хотел сделать?
(На самом деле Лили вполовину не была так зла, как показывала, просто Поттера следовало проучить, чтобы не повадно ему было в другой раз действовать такими методами).
– Я хотел сделать так, чтобы Черрингтон наконец от нас отвязалась, - тон его голоса выдавал нараставшее раздражение.
– А вообще приворотку должен был подлить Питер! Что плохого в том, что у него появилась бы девушка?
– А ты не понимаешь, что это было бы не по-настоящему? Что…
Джеймс с театральным вздохом привлек Лили к себе и зажал рот поцелуем. Больше спорить она не решилась, но уже к вечеру обрушилось новое потрясение. Пенни-Черри попала в Больничное крыло, и там диагностировали, что она беременна.
Мадам Помфри, осмотрев Черрингтон и выслушав её признание, побежала к Макгонагалл, а та вызвала Джеймса к себе в кабинет. Вернулся он оттуда краснее рака. Опустив голову, остановился перед Лили.
– Эванс, я не при чем! Ну честное слово!
– он чуть не плакал. Лили вздохнула и обняла: что еще оставалось делать?
– Да мало ли, с кем эта шлюха переспала, - фыркнул сидевший здесь же Блэк.
– Я её любовника из-под земли достану. Не дрейфь, Сохатый, она тебя к себе не привяжет.
Джеймс только помотал головой и опустился на диван. Борьба с Пенни-Черри совершенно выжала его.
К решению проблемы подключили девушек. К вечеру удалось узнать, что в воскресение Пенни бегала в Хогсмид, в Сладкое королевство, и через камин отправилась в Косой переулок. Мародеры рискнули: иного выхода не было. Наплевав на проходившие в тот день контрольные по травологии и астрономии, они с утра сбежали в Хогсмид, чтобы оттуда проникнуть в Косой переулок. Лили подозревала, что они разжились поддельным разрешением декана, иначе им не открыли бы ни один камин. Она тихо ужасалась, представляя, какой грандиозный разнос им устроит Макгонагалл и какое наказание им придумает, но их вылазка оправдала себя. Оказалось, что тихоня Черрингтон навещала Лютный переулок, и видели её выходящей из лавки зелий.
– Наверняка она приняла какое-то зелье, имитирующее беременность!
– Сириус блестел глазами, как настигающая дичь гончая.
– Теперь главное - подождать, пока действие не прекратится. Ведь её же не будут осматривать повторно? Только бы она не приняла новую порцию.
– Ну а это можно устроить… - процедил Джеймс сквозь зубы; он наконец словно пришел в себя.
Следующие дни Лили не находила себе места. Она решительно не понимала, как Джеймс может помешать Пенни принять новую порцию зелья, и кроме того, боялась, что предположения Сириуса и вовсе неверны. Её так трясло, что перо в руках разбрызгивало по пергаменту кляксы. Джеймс, правда, подтянулся, подобрался, был непривычно сосредоточен и молчалив, но и это больше пугало, чем обнадеживало.
Через неделю после известия, чуть не сломавшего Поттеру и Лили жизнь, все неожиданно закончилось. Однажды утром Пенни, до того не выходившая из Больничного крыла, вошла в Большой зал, опустив глазки, и тихо села у краешка хаффлпаффского стола. К концу завтрака зал обежал слух: повторный осмотр не выявил у нее признаков беременности.
Некоторое время Лили не соображала ничего. Счастье оглушило, обложило туманом, и сквозь него, как солнечные лучики, едва просачивались мысли о том, что можно перестать думать о грядущей острой боли, можно снова обсуждать с девочками романы и новости из министерства, спокойно учить уроки… Опасность развеялась, и будущее представлялось безоблачным.