Две силы
Шрифт:
Обо всем дальнейшем Серафима Павловна подумать не успела. Её ноги понесли её по их собственному почину. Задыхаясь и теряя из корзинки грибы, Серафима Павловна бежала по направлению выстрелов, заранее предвкушая радость быть первой свидетельницей чего-то, неважно чего именно, там будет видно.
Таким образом, оба неутешных супруга оказались почти одновременно над бездыханными телами Трофима и Чоба. “И сюда её чёрт принес”, – подумал товарищ Чикваидзе. “И чего этому дураку здесь нужно?” – подумала Серафима Павловна. Но так как бездыханные тела лежали тут же,
С первого взгляда было ясно, что никакой первой помощи не требуется: товарищ Трофим лежал лицом вверх, впрочем, от лица почти ничего не оставалось, и верхняя часть его была залеплена мозгами. Чоб лежал с окровавленной пастью и был, очевидно, мертв.
– Отойди, – сказал Чикваидзе и отстранил неутешную супругу рукой, – ты тут следы замнёшь. Беги скорей в клуб, доложи Медведеву.
– Тут чем-то пахнет, – сказала Серафима Павловна, – её нос деревенской жительницы, да ещё и такой, который совался повсюду, был более совершенным орудием обоняния, чем кавказский нарост на лице товарища Чикваидзе. – То ли адиколон, то ли пудра какая.
Товарищ Чикваидзе тоже повёл носом. Но от бездыханного тела товарища Трофима исходил только слабый спиртный дух, единственный признак недавно угасшей жизни.
– Обязательно пахнет, – сказала Серафима Павловна. – Даже голова как-будто кружится.
Товарищ Чикваидзе ещё раз вобрал в свою широкою грудь возможно большой объём воздуха, но опять не почувствовал ничего, кроме, может быть, и в самом деле чего-то вроде головокружения. И чего-то ещё. Товарищем Чикваидзе вдруг овладела злость: “Чего эта дурища всюду свой нос сует?”
– А я тебе говорю, – сказал он внятно и раздельно, – пошла ты к чёртовой матери. Слышишь? А то в морду дам!
Серафима Павловна отскочила в сторону, роняя из корзинки свои последние грибы.
– Ты тут, щенок, не разоряйся, а то мы таких, как ты…
– Беги, говорю, доложи Медведеву. – Товарищ Чикваидзе постарался взять себя в руки. – Беги сразу. А я тут кругом посмотрю.
Перспектива первого сообщения Медведеву примирила Серафиму Павловну с некоторыми репликами неутешного супруга.
Когда неутешный супруг увидел удалившиеся в чащу тыловые формирования Серафимы Павловны, у него даже руки зачесались: шагов сорок-пятьдесят-шестьдесят, эх, влепить бы заряд дроби! Товарищ Чикваидзе даже и двустволку вскинул, но снова одумался: “Это, Бог даст, ещё успеется, а дух здесь в самом деле какой-то нехороший”.
Серафима Павловна бежала, спотыкалась, падала, оборвала юбку, растеряла грибы, бросила корзину и всё бежала и бежала. В клубном здании оказалась только одна живая и бодрствующая душа – кто-то из Васьки-Ваньки. Серафима Павловна побежала к нему и с ужасом обнаружила, что говорить она вовсе не может, не хватает дыхания. Она судорожно втягивала в себя воздух, нелепо тыкала рукой по направлению места происшествия и жестами пыталась объяснить
– Мне к товарищу Медведеву, – сказала она.
– Спит.
– Обязательно разбудить! Тут убийство! Может, контр-революция! Этого длинного с собакой убили. Я как посмотрела…
Но Васька-Ванька не слушал дальнейшего. Он повернулся и пошёл будить Медведева. Серафима Павловна, всё ещё задыхаясь и спотыкаясь, пошла за ним. Ванька-Васька просунул голову в комнату:
Товарищ Медведев, вставайте, скандал произошёл.
– А? – спросил Медведев.
– Скандал произошёл. Убили кого-то.
– Ото, – оказал Медведев и сел на кровати.
– Тут эта баба прибежала…
– Какая я тебе баба, – из-за Ванькиной спины выскочила Серафима Павловна, – какая я тебе баба, мужик ты несчастный!
– Ну, в чём дело? – прервал её Медведев. Серафима Павловна набрала воздуху и сил.
– Этого длинного, что с собакой. Убили. Личность прямо в клочки. Я там грибы собирала, много их, всё боровики.
– Вы грибы бросьте.
– Бросила. Все, как есть, по дороге бросила. И корзинку тоже.
– И корзинку бросьте, говорите дальше.
– Собираю я, значит, грибы. Слышу – пальба. Как из пулемёта: трах-трах-трах. Бегу. Смотрю: лежит этот длинный, что с собакой, личность – в клочки, собака тоже, и тут стоит этот, как его фамилия, ну, муж мой.
– Чикваидзе?
– Точно так, Чикваидзе, такой ужас, такой ужас, что память отбило. Собака тоже мёртвая. Крови-то сколько!
– Далеко это?
– Рукой подать. Версты, может, две. Я бежала, бежала, грибы все повылетели, а этот Чикваидзе ещё нехорошим словом…
– Ванька, ведро воды, – кратко приказал Медведев.
– Я, можно сказать, как пришла, смотрю, ах такой ужас! А тут Чикваидзе, я говорю ему…
Голова у Медведева была слегка ещё в тумане и настроение похмельное.
– Цыц, сорока, – гаркнул он на Серафиму Павловну, – что ты тут, как пулемёт, стрекочишь?
Серафима Павловна так и осталась с раскрытым на полуслове ртом.
Медведев махнул рукой.
– Ну, идите, потом расскажете, дайте одеться.
Серафима Павловна повторила свой классический книксен и с раскрытым ртом выплыла из комнаты. Медведев вышел на двор, Ванька-Васька вылил ему на голову ведро воды, потом Медведев вызвал по телефону Неёлово и из Неёлова следственную группу на самолёте.
– Останьтесь пока здесь, товарищ Гололобова, я пойду, посмотрю.
Товарищ Медведев грузно, но быстро зашагал по тропке. В нужном месте он обнаружил бездыханные тела Трофима и Чоба, и на страже их товарища Чикваидзе с двустволкой. Медведев осторожно обошёл мёртвых, человека и собаку, осмотрел всё, что можно было осмотреть простым глазом и пожал плечами.
– Ничего не понять…
– Так что, товарищ Медведев, пёс, видно, взбесился, с этими учёными случается…
– Н-да, с учёными случается, – неопределённо сказал Медведев.