Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Гриманд, король Кокейна, послужит Матиасу Тангейзеру.
Но зачем мальтийскому рыцарю его услуги? Теперь Гриманд – словно горсть камней в его башмаках. Ля Росса может сама нести девчушку в пять раз быстрее. Нет. Нельзя погружаться в себя. Король воров снова ткнул себя в пустую глазницу. Мозг его захлестнуло пламя, и он опять застонал. Он шел дальше. Он стонал и шел, не зная, что еще может сделать.
Запах навоза, который десятилетиями стекал из кишок скота, предчувствовавшего близкую смерть, пробился сквозь жидкий уголь, стекавший в нос Гриманда.
– Эй! Вы! Валите отсюда! Или я позову охрану! – услышал он чьи-то крики.
Инфант повернулся на голос, и человек, пытавшийся их прогнать, охнул от ужаса:
– Силы небесные!
Больше он не издал ни звука – лишь его труп шлепнулся в навоз.
Тангейзер заплатил ему сталью, а не медью.
– Жди здесь. Только тихо, – велел он своему слепому спутнику.
И Гриманд ждал. Он чувствовал, что терпение его бесконечно. Алис сказала, что торопиться некуда, и она была права. Его мать видела приближающийся конец и предпочла провести последние мгновения в любви, а не в страхе. Отличная сделка. Сможет ли он сделать то же самое? Инфант удивился, что нашел в себе столько любви, чтобы раздавать ее. Где она пряталась все эти годы? Где он ее прятал? Изнутри поднималась печаль. Ему снова захотелось плакать, и он был рад, что у него нет глаз. Надо было слушаться. Сосредоточиться. У него есть еще не растраченная ярость. С этим у него никогда не было проблем. Но осталось мало времени и для того, и для другого. Эту сделку не так-то легко заключить.
Наконец Гриманд снова почувствовал руку Тангейзера.
– Гарнье только что вышел из дома с четырьмя своими людьми. Дверь охраняет сержант, – рассказал тот.
– Что дальше? – с готовностью спросил Младенец.
– Я сниму Эстель с твоих плеч. Эстель, не ударь его ногой в лицо.
Вздохи девочки улетели. Гриманду их не хватало. Он остался один. Опять жалеет себя? Король Кокейна поднял палец к лицу, но Тангейзер перехватил его запястье. Его утешали. Голос Матиаса был спокойным и уверенным, словно он что-то объяснял ребенку:
– Гриманд, я вложу тебе в левую руку арбалет. Держи его одной левой, легко, так, чтобы он мог поворачиваться, опираясь на твою руку. Оружие пока не заряжено. Ты не должен дотрагиваться до рычага и спускового крючка. Я покажу Эстель, как целиться и стрелять. Сила твоя, но цель и решение будут ее. Если она выстрелит, ты снова натянешь тетиву. Тут ты должен подчиняться Эстель. Ты со мной, мой Инфант?
– Да. Да. Я с тобой. – Предводитель воров подумал, что он сошел с ума, и это вызывало в нем гордость. С таким безумием он мог бы править Парижем. – А Ля Росса?
– Я с тобой, Танзер, – сказала девочка. – И Ампаро тоже с тобой.
– Знаю, – кивнул иоаннит. – Ты застрелила Пепина. Ты принесла свою сестру с крыши. Ты уберегла ее от монашек. Ты соединила нас с ней. Ты летела на ослепшем драконе. Никому я не доверяю больше, чем тебе, – и только Грегуару я доверяю так же.
– Что я должна делать? – спросила Ля Росса.
– Я тебе покажу. Сначала потренируешься со мной, потом с Гримандом. Но у меня есть к тебе другая просьба, еще важнее.
– Я сделаю, – пообещала Эстель.
Пламя любви – более горячее, чем вертел, который пронзил его череп, – охватило сердце Гриманда. Ля Росса его дочь. Но он ее дракон. Инфант изо всех сил старался остаться снаружи, не погрузиться снова в видения.
– В этом мире крови и грома, о котором я говорил, – начал Тангейзер, – может случиться всякое. Моя цель – найти Карлу, чтобы сестры и их мать могли быть вместе. Но я могу и не достичь этой цели. Независимо от того, проиграю я или выиграю, попытка потребует на какое-то время оставить тебя здесь. И храброго Грегуара я тоже попрошу оставить тебя, чтобы заняться другим делом.
Парень пробормотал что-то нечленораздельное – Гриманд принял эти звуки за согласие.
– Я знаю, ты справишься, – сказал Матиас мальчику. – Эстель, Карла доверила тебе позаботиться об Ампаро. И я доверяю тебе это. Решения ты должна принимать сама. Ты умная девочка. Люди, ослепившие Гриманда и убившие твою мать, могут прийти сюда. Если ты посчитаешь, что Ампаро грозит опасность, я прошу тебя отнести ее назад в Кокейн. Сделаешь?
– Да.
– Если я останусь жив, то разыщу тебя. Если я умру, ты найдешь женщину, которая ее выкормит. Сможешь?
– Да. Вы не хотите, чтобы я отнесла ее к монашкам?
– Лучше уж пусть она вырастет в Кокейне и ты будешь направлять ее. Осмелюсь предположить, что Карла не возражала бы против этого. Но если ты отнесешь Ампаро туда, тебе придется оставить Гриманда, чтобы он погиб в бою. Ты сможешь это сделать?
Инфант долго слушал наступившее молчание. Он ждал – больше всего ему хотелось умереть в бою. Потом в руку ему скользнула маленькая ладошка. Он держал ее так нежно, что ощутил пожатие детских пальцев.
– Да, – сказала Ля Росса.
– Умница, – похвалил ее госпитальер. – А теперь иди сюда, и я научу тебя стрелять из арбалета.
– Зачем вам два лука? – спросила девочка.
– Хороший вопрос. Потому что стрелы, предназначенные для одного, плохо летят из другого. Для одного древко стрелы слишком гибкое, для другого – слишком жесткое.
– Откуда вы знаете?
– Научился. Некоторые вещи созданы друг для друга, как ты и Ампаро, как ты и Гриманд, как мы с Грегуаром. А некоторые нет.
Король Кокейна улыбнулся. Ему было хорошо. Возможно, дело было в камне бессмертия, хотя это и сомнительно. Как бы то ни было, такой гармонии он не чувствовал никогда в жизни. Ладошка Ля Россы исчезла, и Гриманд снова остался один, но его это не волновало. Новое видение росло и ширилось перед ним, заполняя собой всю тьму.
Пока еще Инфант не пытался представить, как выглядит Матиас Тангейзер.
Ведь он никогда не видел его.
А теперь увидел.
Тангейзер был Смертью.
Гриманд рассмеялся.