Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Я не имею к этому отношения, – добавил Пикар.
Фальшивые оправдания Кристьена помогли госпитальеру встряхнуться. Он заставил себя успокоиться. Нет, Ле Телье еще рано умирать. Тангейзер отпустил его.
– Отведи меня к Орланду, – сказал он Кристьену.
Рыцарь не собирался оставлять свидетелей того, что произошло в особняке Ле Телье, но убивать Стефано он не хотел. Ему нравился этот человек, способный держать слово. Малыш Кристьен поднимался по лестнице с трудом. Иоаннит перегнал его, схватил за воротник и потащил за собой. Прислугу отпустили на ночь, и было ясно, что никто из оставшихся в доме людей не придет, пока их не позовут. Они остановились у двери. Госпитальер постучал:
– Стефано из Сьона! Это Матиас Тангейзер.
Огромный швейцарец открыл дверь. В руке у него был меч. Он окинул взглядом окровавленный торс рыцаря, золотую цепь и арбалет, вложил меч в ножны и отдал честь.
Тангейзер заговорил по-итальянски:
– Как прошел день?
– Милорд, после нашей последней встречи самым трудным для меня было не уснуть.
– Ты сослужил мне хорошую службу. Как Орланду? Он способен передвигаться?
– Только не ускоренным маршем. Он слаб – сами знаете, лихорадка, – но голова у него ясная. Каждый час я заставляю его пятнадцать минуть ходить по комнате.
– Превосходно, приятель. А теперь, к сожалению, мы снова должны расстаться.
– Да будет мне позволено, милорд… Я уже видел эту цепь.
– Да. Если бы она по-прежнему висела на шее Ле Телье, к утру ты был бы уже мертв, и Орланду тоже. А в случае удачи Марселя и я вместе с вами.
– Именно поэтому я и боролся со сном. Почувствовал неладное, как только мы попали сюда, хотя Орланду был спокоен. Если я вам еще нужен, только скажите.
Матиас боролся с искушением. Стефано, конечно, надежен, однако он представления не имеет, что от него может потребоваться. Предстоящее смущало даже самого госпитальера. Кроме того, он не хотел, чтобы за ним охотилась швейцарская гвардия – а это вполне может произойти, если он увлечет за собой одного из ее капралов.
– Я хочу, чтобы все, что ты видел и делал с тех пор, как покинул особняк Бетизи вместе с сержантом Баро – который теперь мертв, – стало твоей тайной. Тебе придется придумать какую-нибудь историю, объясняющую твое отсутствие. Но в такой день это будет нетрудно. Согласен? Даешь слово?
– Даю слово, милорд, все это останется тайной. Но могу я спросить, почему?
– Молчание принесет пользу нам обоим. Мы оба – и Орланду тоже – оказались втянутыми в чужой заговор. Заговор начался с Марселя Ле Телье и им же закончится. Его смерть стоит перед тобой. Если будет расследование – заговора Ле Телье или его кончины, – то твое участие, скорее всего, будет означать твой конец. И уж точно ни при каких обстоятельствах это не принесет тебе пользы. Что касается других участников, то большинство из них уже мертвы, а остальные скоро к ним присоединятся.
Стефано покосился на Кристьена. Тот посмотрел на Тангейзера, но не решился ничего спросить.
– Молчание солдата – это щит солдата, милорд. А сочинять истории мне не впервой, – заявил гвардеец.
– Я тоже буду хранить тайну. Потрать это в Сьоне.
Матиас взял кошелек с пистолями у Кристьена и отдал Стефано. От его веса брови швейцарца поползли вверх. Потом он нахмурился:
– Милорд, я не могу взять это просто за бодрствование.
– Отдай церкви, если должен.
– А я должен, милорд?
Стефано улыбнулся. Госпитальер похлопал его по спине:
– Когда-нибудь мы еще встретимся. В другой битве.
– Надеюсь, милорд. Только если на одной стороне.
– Если нет, бей сильнее, потому что от меня пощады не жди. До встречи. Аддио.
Швейцарец отдал честь и стал спускаться по лестнице.
– Выходи через черный ход, Стефано, или девчонка тебя подстрелит, – сказал ему вслед иоаннит. – И хочу предупредить, в холле ты найдешь…
– Я уже нашел их, милорд, пока вы брали цепь. Буона фортуна.
Кристьен озадаченно прислушивался к их разговору.
Орланду все понимал, но не вмешивался.
Тангейзер жестом приказал Пикару войти в комнату, снял стрелу, последовал за ним и поставил арбалет у стены. Орланду сидел на стуле. Его смуглое лицо было бледным, но сил хватило, чтобы встать. Глаза юноши были черными и бездонными, как у его отца. Рыцарь улыбнулся – вид этого парня всегда вызывал у него такую реакцию.
Взгляд его пасынка остался серьезным.
– Ты опять весь в крови, – заметил он.
– Не волнуйся, это не моя, – усмехнулся его отчим.
Людовичи по-прежнему не улыбался.
– Дай мне обнять тебя, – сказал Матиас. – Или хотя бы пожать руку.
Левая рука Орланду висела на перевязи. Он протянул правую руку, и Тангейзер сжал ее. Однако его радость испортило присутствие служителя коллежа.
Старик старался держаться в тени.
– Это Бонифаций, – сказал юноша.
– Я знаю, кто он, – кивнул рыцарь. – Ты сможешь сам спуститься по лестнице? Хорошо. Сядь на ступеньках в вестибюле и подожди меня. Я быстро. Если кто-нибудь постучит, спросишь, кто это, и позовешь меня.
– Пожалуйста, мальчик мой! – взмолился Бонифаций. – Он собирается хладнокровно убить меня.
Людовичи понял, что так и будет. Он посмотрел на золотую цепь на груди Тангейзера.
– Ты убил его превосходительство? – догадался молодой человек.
Теперь он был явно взволнован.
Его отчим тоже. Его превосходительство? Что это с мальчиком?
– Его превосходительство внизу, молит о смерти, – сообщил он пасынку.
Бонифаций опустился на колени рядом со своим стулом и сцепил пальцы.
– Матиас, я не понимаю… – растерянно уставился на иоаннита юноша.
– Я тоже, но это может подождать, – отозвался тот. – Карла в опасности. Иди, стереги входную дверь.
– Я понимаю, что мне тебя не остановить, но Бонифаций мой друг. Я жил в его доме, – продолжил спорить Людовичи.
Тангейзера затошнило:
– Вчера этот друг сказал мне, что не может вспомнить, когда видел тебя в последний раз. Он заодно с Ле Телье и его фанатиками, которые хотели убить твою мать. А также тебя и меня.