Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Это мой экипаж, Орланду, – остановил он молодого человека. – Грегуар, которому мы все обязаны жизнью, и ты не в последнюю очередь. Гриманд, наш дракон. Эстель и ее сестра Ампаро.
– Ампаро? – переспросил Людовичи. Это имя потрясло его до глубины души.
– Они и твои сестры, – добавил госпитальер.
– Мои сестры?
– Карла родила Ампаро сегодня днем.
Тангейзеру не хотелось отрывать взгляда от крошечного личика, освещенного светом луны, но нужно было спешить. Он снял стрелы с двух арбалетов, своего
– Зарядишь, когда потребуется. Если начнется стрельба, держи эту кирасу над Ампаро, – велел он девочке.
Он уложил оружие и еду в повозку, посадил туда Ля Россу и повернулся к незнакомому мальчику:
– Ты кто, парень?
– Гуго, – ответил худой мокрый юноша.
– Где эта зеленая жаба, Малыш Крис? – спросил вдруг Гриманд.
– Я сказал ему, что не убью его, – ответил Матиас.
– Звучит лучше, чем я надеялся, – хмыкнул слепой гигант.
Кристьен в это время заковылял было прочь, но Гуго схватил его за плечи.
– Отдайте его мне, – попросил король воров.
– Позже, – отказался рыцарь. – Он отведет нас к Карле.
– Я могу отвести вас к Карле, – предложил Гуго.
– Гуго проследил за ней, – сказала Эстель. – Он переплыл реку, пока солдаты везли Карлу по мосту. А потом приплыл назад, и его поймал Роде, но я застрелила Роде.
– Ты стреляешь лучше меня, девочка, – похвалил ее госпитальер.
Затем он снял золотую цепь и повесил ее на шею Гуго:
– Только не плавай в ней. Можешь ее продать прямо так, но…
– Знаю. Я ее расплавлю. – Мальчик спрятал золотые раковины под мокрую рубашку.
Странный парень, но в решительности ему не откажешь. Тангейзер взял из повозки веревку, обвязал ее вокруг груди Кристьена и продел ему под мышки.
– Гуго, нам на какой мост? – спросил он
– Все мосты перегорожены цепями, кроме Мельничного, – рассказал его новый знакомый. – Он не для людей. Там крытый проезд к мельницам для телег с зерном. Ночью его хорошо охраняют.
– Мы можем подождать вас здесь, – сказал Грегуар. – Они нас не найдут.
Матиас завязал на веревке узел и вручил оба конца Гуго.
– Как всегда, Грегуар, ты видишь самый лучший план, – улыбнулся он своему слуге.
На мгновение – мгновение, которого он не мог себе позволить, – рыцарь почувствовал себя раздавленным. Этот груз показался ему невыносимым. Кровь. Зверство. Безумие. Любовь. Он любит этих людей. Этих детей. Детей, искавших у него безопасности, которую он не может им дать, и мудрости, которой у него нет. Он просто мужчина, который ищет свою жену. И всё. Независимо от того, найдет он ее или погибнет во время этих поисков. Хотя нет, это уже не совсем так. Убить, чтобы пересечь реку, затем убить, чтобы вернуться назад, затем ворота и открытая дорога… Тангейзер посмотрел на детей. Кроме них, на улице никого не было. Все было не так просто, как казалось. Просто не бывает никогда.
– Возвращайтесь к своей
– Нет, – ответила Эстель. – Наша жизнь с вами.
Матиас посмотрел на нее.
– Не бойтесь, – добавила девочка.
Проще не скажешь. И она была права. Он боялся – не только их гибели, но и вины, которую будет чувствовать, если переживет их.
Эстель повернулась к Грегуару:
– Карле нужна повозка, и она захочет взять свою дочку, а я не брошу свою сестру, и Тангейзер тоже, а дракон не бросит меня, потому что я – его глаза.
– Понял, – сказал Грегуар. – Ждать здесь мы не можем.
Матиас сглотнул ком в горле.
– Гуго, если не хочешь с нами, никто не усомнится в твоей храбрости, – попытался он отговорить от этой авантюры хотя бы одного ребенка.
– Нет, я с вами, – умоляюще посмотрел на него мальчик. – Ради Карлы и ее виолы. Кто знает, может, мы умрем? Но если гугеноты могут умереть ради ерунды, в которую они верят, почему я не могу умереть ради своей? И у меня не ерунда. Я ее слышал. Это лучше жизни. И это даже не слова.
Госпитальеру хотелось поговорить с Гуго, но медлить было нельзя.
Гриманд, которого все оставили, подошел и наклонился над Малышом Кристьеном. Тот в ужасе смотрел на чудовищное лицо короля воров. Теперь даже ему стало ясно, что его жизни и его мечтам пришел конец.
– Я знаю тебя. Слепой, с ноздрями, забитыми коровьим дерьмом, я все равно чую, кто ты. Ты прореха на ткани вселенной, – объявил Гриманд. Потом он умолк и после паузы добавил: – Ты Фокусник.
– Он отдал меня мужчине, – сказала Эстель. – Богатому мужчине, в богатом доме, на богатой кровати.
– А я видел, как он приказал солдатам выжечь глаза Гриманду, – прибавил Гуго.
– Он уморил обезьян, – напомнил Грегуар.
Иоаннит подумал, что, возможно, сам он – тоже прореха на ткани вселенной, потому что Гриманд повернул голову и посмотрел на него так уверенно, словно у него были глаза.
– Отдай его мне, – повторил он свою просьбу. – Отдай его нам.
– Нащупай веревку у него на груди, – ответил ему рыцарь.
Гриманд протянул руку и хмыкнул.
– Существует крошечный шанс, что нам еще пригодится его язык – рассказать то, чего мы еще не знаем, – пояснил Матиас. – Но Кристьен не поедет с нами. Он поползет.
– Поползет? – удивился Младенец.
– Я привяжу его под повозкой, к крестовине. Представь себе это.
Тангейзер посмотрел на лицо Кристьена.
– Пусть ползет, – согласилась Эстель.
Слепой великан тоже задумался, подстегиваемый болью и опиумом, а потом начал смеяться.
Госпитальер взял Пикара за горло и заглянул ему в глаза – бездонные колодцы ужаса.
– Ты обещал Карле безопасное убежище, – произнес он. – Она тебе поверила. Теперь тебе придется поверить мне. И Парижу.