Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Мы не похожи на гугенотов, – сказал Гуго.
– На милицию тоже. Скорее на бандитов. Опустите этот борт, возьмите копья и бросьте их в реку, – начал раздавать указания иоаннит. – Мое оставьте. Бочонок передвиньте назад. Гриманд!
– Что? Мне положен еще один камень бессмертия? – оживился гигант.
– Он может понадобиться нам обоим. Иди сюда.
Тангейзер взял Инфанта Кокейна за плечо и подвел к телеге с трупами. Над ней гудел рой мух. Рыцарь задержал дыхание, пытаясь защититься от ужасающего зловония, нащупал пару мужских щиколоток, освободил тело и вложил ноги трупа в ладони Гриманда. Сам он взял запястья убитого.
– Следуй за мной.
– Наверное, они из Консьержери. Я слышал, целую толпу еретиков арестовали, а затем зарезали в камерах, будто овец, – рассказал слепой великан, пока они шли.
Они положили тело в повозку, лицом вниз и головой назад.
– Вы хотите обмануть охрану, – догадалась Эстель.
– Молодец, – улыбнулся ей Матиас. – Это противно, но ненадолго.
Они с Младенцем взяли второй труп и положили рядом с первым, и Тангейзер решил, что этого достаточно. Он опустил левый борт повозки и посадил Гриманда рядом с Грегуаром. Подходящая парочка. Затем рыцарь зарядил пистолет.
– Если начнется драка, вы, трое детей, спрыгивайте и бегите, – объявил он. – Гуго, возьмешь оба кошелька. Когда отойдешь на безопасное расстояние, оглянись. Если дело плохо, возвращайся домой, во Дворы. Гриманд, спрячь ножи и опусти голову. Они могут тебя узнать.
– Надеюсь, что узнают, – проворчал предводитель воров. – А мои ножи всегда спрятаны.
– Грегуар, возьми ту цепь. Оберни вокруг его запястий один или два раза. И улыбайся всем, кто нам встретится. Эстель и Гуго, наденьте шлемы.
– Он мне велик, – сказала девочка.
– Тем лучше. Мой Инфант, возможно, я заставлю тебя смеяться, так что держи себя в руках.
– Смеяться? – удивился Гриманд. – Над чем?
Главный проход на мост Менял был широким. Тангейзер уже проезжал через него вместе с Рецем. Цепь, три ополченца… Матиас уже не мог на них смотреть. Он шел рядом с повозкой. Один из охранников моста подбежал к нему и взмахом руки приказал остановиться:
– Стойте, стойте. Где вы были?
– Обращение «месье» поможет вам получить ответ, – отозвался рыцарь.
Наверное, лавочник, подумал он про себя. Привык кричать на ломовых извозчиков, за которого он, должно быть, и принял госпитальера. Тангейзер остановился так, чтобы горящий факел находился примерно в ярде позади его правого плеча. Лавочник увидел кровь и оружие.
– Откуда вы едете, месье? – спросил он уже более вежливым тоном.
– Из Ле-Аля, месье, где гораздо больше работы, чем тут.
Лавочник посмотрел на детей в слишком больших шлемах, на сгорбившегося гиганта и на устрашающую улыбку возницы. На трупы и на лысую собаку. На покрытое мукой и экскрементами существо, которого выворачивало наизнанку под повозкой. Кучка сумасшедших, которые ищут ближайший корабль дураков. Он понятия не имел, как понимать эту сцену, но сознание собственной значимости удерживало его от того, чтобы поднять тревогу.
– Вы проехали по Мельничному мосту, – заметил ополченец. – Это необычно…
– Поговорите с Уденом и остальными. Они считают это обычным делом. И капитан Гарнье, который послал меня туда, чтобы объехать ваши цепи. Они задерживают экспедицию – вы же понимаете.
Лавочник понимающе кивнул.
– Капитан скоро вернется, – сообщил ему Матиас. – Я тоже – через Мельничный мост.
– Теперь комендантский час. На улице находиться опасно. Что у вас за дело?
– Это дело Гарнье. Я подожду, если вы прикажете. Но вам придется самому его спросить.
Охранник посмотрел в глаза Тангейзеру и тут же об этом пожалел.
– Капитан сегодня не в духе. – Иоаннит улыбнулся, чтобы удержать внимание собеседника. – Я тоже. Только он может себе это позволить – он же капитан. Позовите сюда остальную охрану. Эй, друзья! Идите сюда!
Лавочнику это не понравилось – он лучше своих товарищей чувствовал опасность. Ополченцы прислонили пики к цепи и поспешили к повозке. Крепкие парни. Ремесленники. Судя по рукам, один из них был красильщиком.
Рыцарь кивнул им, и они кивнули в ответ.
– Попробуем это вино, – предложил он. – У меня на него большие надежды.
С этими словами госпитальер присел на корточки, вытащил пробку из бочонка и сделал несколько глотков. Потом он встал и улыбнулся:
– Я пробовал и лучше. По крайней мере один раз в жизни.
Ремесленники не стали ждать разрешения лавочника и тоже попробовали вино.
– Знаете, почему у Гарнье такое настроение? – спросил Тангейзер.
Манеры лавочника изменились – его заинтересовали свежие сплетни.
– Сегодня вечером он потерял несколько «пилигримов», – рассказал Матиас. – Из братства.
– И что? До нас дошли слухи, что он вошел во Дворы, – ответил один из ополченцев.
– Да, мы это сделали. Такой выгребной ямы нет даже в аду. Но вы знаете Гарнье. Он получил то, что хотел, и эти попрошайки не скоро его забудут. Вы слышали об Инфанте?
Задав этот вопрос, иоаннит услышал, как Гриманд заерзал в повозке.
Лавочник покачал головой. К его досаде, красильщик, второй раз приложившийся к бочонку с вином, выпрямился. Его место тут же занял другой ремесленник.
– Инфант Кокейна? – переспросил охранник моста. – Гриманд? Кто же о нем не слышал?
До Тангейзера донесся вздох гиганта.
– Он перережет тебе горло за несколько су, а потом еще оставит сдачу, – продолжал лавочник. – Я не спрашиваю, друг мой, где вы пробовали лучшее вино, но точно не в Париже. Это мягкое, как коровье молоко.
– Мы всю жизнь пили кислятину, сами того не зная, – поддакнул красильщик.
– Берите бочонок, друзья, – предложил Матиас. – Он ваш.
У ремесленников отвисли челюсти. Лавочник покачал головой: