Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Когда ты должен был прийти к виселицам?
– В половине двенадцатого.
– Один или под охраной?
– Один, на случай, если вы за мной следите.
Они подождут как минимум пять минут, прежде чем пошлют за Кристьеном.
– Орланду, который час?
– Десять, начало одиннадцатого.
– «Пилигримы» пешие или конные? – спросил Тангейзер.
– Доминик, Гарнье и Тома Крюс верхом.
Три минуты, чтобы добраться сюда, пять на размышления, три для возвращения на Гревскую площадь, не меньше десяти, чтобы собрать отряд и выступить. То есть примерно в полночь. Но куда выступить? Пришлось признать, что его противники умнее, чем казалось до сих пор.
Матиас полагал, что его целью должны быть ворота Сен-Дени. Тампль и его верные рыцари находились за Гревской площадью, а кружным путем туда придется идти долго. Но в любом случае остается одна проблема: убедить часового открыть ворота после того, как он устроит бойню на улице. Можно спрятаться, как предлагал Гриманд. Но их слишком много. И сколько дней они смогут прятаться? Сколько времени пройдет, прежде чем Доминик пустит по его следу Шатле или кого-то посерьезнее?
Нужно найти Карлу и Паскаль и до полуночи быть у ворот Сен-Дени. Если он опоздает, то столкнется с встречным потоком транспорта, возможно непреодолимым. Они должны первыми пройти в ворота. Скот задержит милицию, но Гарнье отстанет не больше чем на полчаса, и его не будет задерживать повозка. Может, пойти и уничтожить всадников прямо сейчас? Нет, тогда погоня начнется немедленно. Милиция заполонит все улицы. В отличие от него самого, у повозки в уличном бою шансов нет никаких. Гарнье будет преследовать их и за пределами города – в этом мальтийский рыцарь не сомневался.
Он стряхнул кровь Марселя Ле Телье с меча и вложил клинок в ножны.
Нужно сделать так, чтобы Доминик тоже бросился за ним в погоню. Со смертью этих двоих – и остальных, кого он сумеет отправить на тот свет, – среди выживших не останется достаточно опытных и храбрых, чтобы продолжить погоню. Если кому-то из них захочется выместить свою злобу, в Париже осталось достаточно гугенотов.
Тангейзер задумался, какие у него имелись ресурсы для боя на открытой дороге.
Все его ресурсы – это он сам.
При свете полной луны? Найти подходящее место, ударить с фланга. Рассеять врагов, как куропаток. Он даже сможет раньше их вернуться к городу и устроить засаду для остатков отряда.
Госпитальер поднял голову Ле Телье за бороду и вытащил кинжал.
– Орланду, – позвал он.
Юноша отвернулся от окна. Лицо его стало еще бледнее.
– В вестибюле ты найдешь две кирасы. Возьми их и жди. Шлемы тоже. Захвати с собой и булаву. Писака, а ты давай свой ремень, – обратился он к Пикару.
Затем рыцарь положил голову Марселя на стол и сделал два параллельных надреза на макушке. Просунув лезвие кинжала в один разрез – так, чтобы кончик вышел в другой, – он отделил полоску кожи от кости черепа и повернул кинжал, так что полоска растянулась, образовав нечто вроде ручки. Кристьен протянул ему ремень. Матиас продел ремень через разрез, застегнул пряжку и поднял голову Ле Телье. Кожа на покрытом морщинами лбу натянулась.
– Он словно помолодел на десять лет, правда? – усмехнулся иоаннит.
Пикар поперхнулся. Тангейзер взял арбалет и вывел его через прихожую на лестничную площадку. Там он остановился.
– Гарнье проводил Карлу до своего дома? – уточнил рыцарь у Кристьена.
– Совершенно верно, сударь. Лично.
– Ты ему сказал. На улице внизу, перед его уходом.
– Что сказал, сударь?
– Что я убил тех негодяев в доме печатника. Вот почему он вернулся так быстро.
– Нет, сударь. Я сказал ему только, что нам известно, кто убил его людей, но не называл вашего имени.
Пинком ноги Тангейзер отправил его вниз по главной лестнице и спустился сам, таща за собой матрас.
Петлю застегнутого ремня он повесил на рожок большой люстры в вестибюле и повернул голову лицом к двери. С шеи Марселя еще капала кровь. Лицо Ле Телье было подтянуто вверх, глаза закатились, так что виднелись только белки, а губы вокруг кляпа растянулись в безумную улыбку. Свет и тени от горящих свечей делали его похожим на комедийную маску, вылепленную маньяком.
Голова будет первым, что увидит вошедший в дом человек.
Госпитальер отошел от люстры и снял с перил лук и колчан Алтана.
Орланду, державший доспехи в одной руке, внимательно смотрел на него.
– От этой картины Доминик закричит и бросится бежать, да? – спросил его Матиас. – Или наполнится яростью?
– Сначала одно, потом другое, – ответил юноша.
– Надеюсь, он узнает отца. – Тангейзер вскинул бочонок на плечо и оглянулся на Пикара. – А ты, прихлебатель, понесешь еду и матрас.
– Ты хочешь, чтобы Доминик бросился за тобой в погоню? – спросил Орланду.
– Мертвые не сводят счеты.
Как только Тангейзер спустился по ступенькам крыльца, из темного закоулка – как по мановению волшебной палочки – появился Грегуар с лошадью и повозкой и двинулся ему навстречу. Мальчик улыбался, и Матиас улыбнулся ему в ответ. Клементина фыркала. Между ее передними копытами трусил Люцифер.
Иоаннит пожалел, что не попросил лакея привести другую лошадь. Хотя кто лучше Клементины сможет провезти повозку с дьяволами через ад?
– Хорошая? – спросил Грегуар, не угадав его мыслей и кивая на повозку.
– Высокие борта, крепкие доски. Никогда не видел лучшей, – заверил его рыцарь.
Он бросил на дно бочку и матрас. В воротах скотного двора показался Гриманд – он ковылял, опираясь на спонтон. За другую руку его держал мальчик, которого Тангейзер раньше не видел. Мальчик был с ног до головы мокрым. За ними шла Эстель. Ампаро в своей колыбельке из шкуры у нее под платьем прижималась к стальному прикладу заряженного арбалета, который Ля Росса держала обеими руками.
Матиас увидел, что его пасынок поднял арбалет.