Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
За островом показался пылающий вулкан.
Однако баржа внезапно изменила курс.
Карла увидела Матиаса. Он свесился за корму и тянулся к рулю. Вероятно, поломка. Горящий нос баржи смещался влево. Если Тангейзер не сможет повернуть руль, огонь перегородит левую половину заграждения, а не правую. Придется разрывать заграждение и одновременно отражать атаку тех, кого Гарнье собрал на правом берегу. С учетом скорости течения до столкновения оставалась минута или около того, а для того, чтобы исправить ситуацию, – полминуты.
От пристани вверх взметнулось
Графиня закрыла глаза. Потом снова открыла.
По воде плыли щепки, отколотые залпом от кормы баржи.
Матиаса Карла не видела.
Юсти встал на колени. Грегуар обеими руками вцепился в его здоровую руку, приподнялся и перекинул локти через правый борт ялика.
Эстель взяла за руку итальянку.
Дети смотрели. Молча.
Карла же не могла туда смотреть. Она перевела взгляд на свою дочь, прижатую к подбородку Эстель.
Глаза Ампаро двигались, словно что-то искали, а потом остановились на лице матери. Девочка оставалась безмятежной. И она была права. Женщина постаралась не обращать внимания на усиливающуюся тяжесть в груди.
Они могут вернуться в собор. Они выживут. И она еще увидит, как Бернар Гарнье и Доминик Ле Телье умрут у ее ног, моля о пощаде. Карла поклялась себе в этом. А потом протянула руку и коснулась губ Ампаро:
– Клянусь твоей жизнью.
Самая страшная клятва, которую только можно представить.
Язык отказывался произносить эти слова.
И тем не менее она их произнесла.
Внезапно итальянка почувствовала чьи-то ладони на своих плечах, хотя за спиной у нее была только вода.
Старые руки, ласковые, но сильные.
Тяжесть в груди исчезла.
Карла кивнула:
– Спасибо, Алис.
– У нас на борту слепой, – напомнил остальным пассажирам ялика Гриманд. – Может, кто-нибудь расскажет ему, что происходит?
– Паскаль, – спросила графиня, не отрывая взгляда от дочери, – Матиас жив?
– Жив и печатает красной краской, – сообщила девочка.
Карла подняла голову.
Баржа повернулась боком к заграждению и кормой к правому берегу и находилась теперь достаточно близко от обоих берегов, чтобы до нее можно было добраться вброд.
Мальтийский рыцарь выпустил стрелу в сторону пристани.
Итальянка попыталась понять ход его мыслей.
Сначала ее муж будет стрелять в ополченцев с мушкетами, пока те их перезаряжают.
Он разгонит сброд на заграждении, потому что они боятся смерти, а он – нет.
Получив передышку, он попытается разорвать заграждение.
Потом появится капитан Гарнье с «пилигримами» – у этого негодяя кишка тонка прийти одному.
Если к тому времени прорвать заграждение не удастся, то отразить атаку с трех сторон будет трудно даже Матиасу.
– Что нам делать, Карла? – спросила Паскаль.
Девочка была готова действовать – ее весла уже зависли над водой.
Остальные дети тоже
Карла снова опустила взгляд на Ампаро. Дочь принялась агукать.
– Твой папа не одобрит, но мы идем ему на помощь, – сказала женщина.
Глава 41
Переправа дьявола
Судьбу изображают с повязкой на глазах, но Тангейзер в это не верил. Его судьба, когда ей этого хотелось, передвигала свои фигуры очень энергично и ловко. Он это одобрял, хотя и сомневался, что ей нужно его одобрение.
Нос баржи был немного повернут влево. Через пятьдесят ярдов Матиас сменит курс, чтобы ударить в заграждение под углом сорок пять градусов в то место, где соединяются две правые четверти плоской дуги. Если цепи порвутся, тем лучше. Если же нет, то корма уйдет влево, и баржа прижмется к заграждению бортом. Пламя на носу сделает рыцаря невидимым с пристани правого берега, а построенный редут защитит его от выстрелов, позволив заняться людьми с шестами.
Уголь загорелся еще до первого моста, и, судя по оттенку пламени, жар был такой сильный, что мог расплавить железо и воспламенить другие мешки, лежавшие дальше. Яркий свет не позволял рассмотреть центральную треть заграждения, но Тангейзер выбрал судно по правому борту, на которое можно было высадиться, и послал стрелу в грудь единственного находившегося на нем человека. Потом он посмотрел поверх левого борта, увидел четырех человек на плашкоуте и начал палить в них. К тому времени, как он снял третьего, стрелять было уже не в кого. Часть ополченцев убежала по понтонам к левому берегу, а остальные залегли на дно лодок.
Граф де Ла Пенотье использовал лук, который нашла Паскаль, и оставил румпель не больше чем на пять секунд, чтобы положить оружие на ступеньку редута и вернуть две стрелы в колчан.
Почувствовав, что нос баржи повело влево, Матиас оглянулся. Румпель за его спиной был повернут. Тангейзер налег на рукоятку. Руль двигался с трудом, словно сквозь грязь, а затем и вовсе остановился. Послышался тихий крик. Из воды появилась маленькая белая рука и ухватилась за вырезанную на руле русалку.
Отпустив румпель, который тут же вернулся в прежнее положение, Тангейзер бросился на корму и перегнулся через борт. За правую сторону руля держался мальчик. Вероятно, баржа догнала его, и он использовал свой шанс. Ребенок, похоже, был голым и из последних сил дрыгал ногами, пытаясь выбраться из воды. В результате руль еще сильнее прижимался к левому борту, поворачивая баржу.
Иоаннит опустился на колени и протянул руку, чтобы вытащить мальчика.
Мушкетеры заняли удобную позицию и проявили должное терпение. По собственному опыту рыцарь знал, что пуля из гладкоствольного мушкета с расстояния больше тридцати ярдов не представляет особой опасности. Мушкеты использовались – если не считать устрашения – для залпового огня по большим скоплениям противника. Внезапный поворот баржи открыл корму, которую раньше защищал редут из мешков, а мушкетов на берегу было много.